Конец пути

Закоулок был завален мусором, что давало мне возможность оставаться в укрытии. Были там кучи пустых бочек, тележки, несколько сломанных длинных столов, упертых в стену, на земле валялись кости и битая посуда. Вор оглянулся лишь раз, но я оставался скрытым в тени.

Мальчишка добрался до отворенной настежь двери какой-то таверны, из которой доносился шум многих голосов и вырывался свет, но внутрь воришка входить не стал, только прошептал что-то мощному мужу, который стоял у входа. Лицо взрослого выглядело довольно пугающе: вместо носа и верхней губы было у него нечто похожее на клюв, а глаза были странными: круглыми и большими, с ярким зеленым кольцом посредине. И он был большим, словно медведь. Выслушал парнишку, а потом исчез внутри. Подросток терпеливо ожидал на улице, а потом отошел чуть в сторону, к перекрестку, где между домами образовалась небольшая квадратная площадка с дождевым колодцем посредине.

Из таверны вышел еще один муж и направился к воришке. Уже издалека, по тому, как он шел, было понятно, что он измененный, из тех, кого называли Отверженными Древом. Он мелькнул на свету, и я лишь увидел, что он и вправду изменен, и было в нем что-то быковатое – даже не знаю, отчего я так подумал, поскольку рогов у него не было.

Я остался в своем укрытии, лишь выглядывая в тени между бочками. Бык смотрел на воришку, уперев руки в бока, а потом что-то властно процедил, тот же покорно поклонился и вытащил из-за пазухи сверток, отдал его, еще ниже склоняя голову.

Бык развернул тряпицу, послышался звон благородного металла, когда он пересчитывал монеты, потом же он завернул все снова и спрятал за пазуху, а после неожиданно отвесил подростку оплеуху. Сделал это без усилия, словно бы нехотя, но эффект был ужасным. Воришка издал скулеж и подлетел, словно тряпичная кукла. Крутанулся в воздухе, стукнулся о стену и свалился на брусчатку. Все случилось так быстро и неожиданно, что я был уверен: бык убил его одним ударом. Но довольно скоро подросток зашевелился, подтянул ноги и потом, цепляясь за стену, сумел встать. Бык направился назад в таверну, когда подросток что-то крикнул ему вслед, плаксиво и жалобно. Укутанный плащом измененный оглянулся через плечо и что-то проговорил, сперва тихо и вежливо, а потом все громче, я же услышал лишь то, что он почти выкрикнул в конце: «… дюжину, или не будете жрать, хайсфинга!», после чего пошел дальше. Воришка проскулил что-то, на что бык рявкнул вполне четко: «Хархарша нет!»

А потом исчез в открытых дверях корчмы, погрузившись в ее шум. Вор же некоторое время стоял, покачиваясь, около дождевого колодца, а потом вдруг уселся и принялся отчаянно плакать, сморкаясь и плюясь кровью. Я решил, что он так может провести немало времени, потому отступил, держась в тени почти до самого входа в улочку, а после развернулся и двинулся домой.

По пути понял, что, несмотря на жалостливую сцену, не чувствую ни капли сочувствия или милосердия. Совершенно как если бы оказался свидетелем собачьей драки. Меня это испугало. Похоже, сердце мое успело окаменеть.

На следующий день я снял повязку и, к своему удивлению, увидел зарубцевавшуюся рану, словно прошло пять дней, а не одна ночь. Несколько раз сжал кулак – оказалось, что, несмотря на боль, я могу им работать. И я направился на Сольное Торжище.

* * *

Несколько следующих дней я провел, работая на улице, поскольку из-за холода, тумана и дождя на такого рода работы не находилось достаточно желающих, а потому и платили тут лучше всего.

Я выбивался из сил, ел только хлеб и реденькую похлебку, которую давали в гостинице, промерз до мозга костей, но заработал почти марку серебром.

Если бы не баня в моей гостинице и то, что после возвращения с работ я сидел там, в пару, окунаясь попеременно в горячую и холодную воду, все эти героические усилия закончились бы тем, что я слег бы с кашлем и жаром, а заработанные деньги ушли бы на знахаря и травника. Тем временем я, заработав немного денег, мог позволить себе пару дней передышки. Зашел в лавку с чужеземными товарами, купил орехов, сделал отвар и снова засел с трубкой в зубах над своими записями, а дух мой парил над высохшей рыжей землей стран Юга и заключал прошедшие времена в знаки на бумаге.

Но что-то во мне изменилось. Я уже не чувствовал потерянности и неуверенности. Ждал знака. Знал, что раньше или позже встречу Странника, упавшего со звездой. Я уже не пересчитывал по кругу новозаработанные деньги, не складывал их стопками и не прятал внутри посоха шпиона. Просто бросал их в неиспользуемую миску для супа, что стояла на самой высокой полке и которую было непросто заметить. Я уже понял, что для меня есть кое-что поважнее.

И именно тогда они до меня добрались.