Изменения, на которые идет самая популярная партия оппозиции ради борьбы с Суаресом, — очередной и, похоже, последний триумф действующего премьер-министра. Если не считать того триумфа, который ждет его в кортесах 23 февраля 1981 г. и о котором он, как и никто другой, еще не подозревает. С победы на вторых свободных выборах, они же первые конституционные, начинается внезапный, парадоксальный закат Суареса.
Глава 10
Испытание свободой
Никто еще не знает, что победа на выборах 1979 г. — последняя победа Суареса, но многие, можно сказать, почти все хотят, чтобы она стала последней. Непрерывные победы Суареса начинают раздражать политический класс. За четыре с лишним года у власти невозможно не нажить врагов, и Суарес их наживает. Раньше политики были рады самому факту мирного перехода к демократии, но переход состоялся, и теперь они, как и все на свете политики, хотят власти, а ее удерживает Суарес. И тут они вспоминают, что Суарес — безвестный и беспринципный провинциал, посредственный молодой карьерист, что пока одни реформировали режим, а другие боролись с ним, Суарес верно служил правящей партии и работал на пропагандистском телевидении.
Узы пакта Монклоа, связавшие партии во имя рождающейся демократии, ослабевают, и конкуренты начинают топить Суареса и его правительство. Ослабевает негласный договор, который связывал журналистов, — ради успешного перехода к демократии не злоупотреблять критикой Суареса и разоблачением недостатков правительства и его реформ. Журналисты набирают силу, из хроникеров и исследователей реальности они хотят превратиться в ее творцов — тех, кто ведет политиков за собой, и непослушный Суарес их раздражает. В прессе входит в моду отзываться о премьере пренебрежительно.
Непрерывные победы Суареса начали утомлять граждан, которые стали привыкать к демократии. Частые походы на избирательные участки приелись, голосования, которые еще вчера были долгожданным праздником, превращаются в рутину. Явка на конституционном референдуме 1978 г. высока по западноевропейским стандартам — 67,7%, но это на целых 10% меньше, чем на первых демократических выборах, прошедших за полтора года до этого. После 40 лет диктатуры это всего лишь третье свободное голосование, а треть избирателей на участки не пришла.
Из пришедших 87,79% поддержали конституцию, но и голосов против оказалось больше, чем Суарес рассчитывал: почти 12%. Самой низкой, меньше половины избирателей, оказалась явка в новых автономиях — Галисии и Стране Басков. В отличие от «бункера», который, опасаясь разоблачить собственную слабость, не вел единодушной кампании против конституции, баскская ЭТА объявила предателями всех, кто проголосует за проект
На парламентские выборы, проходящие в марте 1979 г., — четвертое общенациональное голосование за три года после смерти Франко, — приходит 66,4% избирателей. Явка могла быть и меньше, но перед выборами правительство разрешило голосовать с 18 лет вместо прежних 21. Это увеличило электорат на 3,5 млн человек, но все равно на участки явилось на 300 000 меньше избирателей, чем на первых выборах два года назад.
Экономическое положение страны в первый год демократии хуже, чем в последние годы диктатуры. Краха, рецессии, бегства капиталов, как в Португалии, нет, но возможности догоняющего роста исчерпаны еще в начале 1970-х, а мировой нефтяной кризис усугубил замедление. Граждане за годы экономического чуда привыкли, что каждый год жизнь становится лучше, а тут все закончилось.
Рост безработицы и быстрый демонтаж полицейского государства привели к тому, что в Барселоне и других больших городах резко подскочила уличная преступность. Это дает повод правой прессе, политикам и растущему числу скептически настроенных обывателей ностальгировать по временам Франко. Левая оппозиция горячо обсуждает версию, что полиция специально не борется с преступностью, чтобы дискредитировать демократию. Зимой 1979–1980 гг. из-за экономии энергии приходится уменьшить отопление в домах и учреждениях.
Как всегда бывает при переходе к демократии, свобода кажется панацеей от всех бед, и за ее приходом неизбежно следует разочарование. Одни считают, что проблемы не решены, потому что свободы слишком мало, другие — потому что ее слишком много. Если бы в те времена были хештеги, слово #desincanto (#разочарование) вышло бы в топ.