Конец российской монархии

Что касается остальных министерств, то первым должен был оставить свой пост министр внутренних дел В. А. Маклаков, замененный князем Б. Н. Щербатовым. Маклаков был человеком, несомненно, умным и искренним, но слишком правым. Много, впрочем, говорили о том, что он завоевал себе при Дворе положение умелым подражанием голосам и хваткам диких зверей. Насколько последнее верно, сказать не смею.

Затем уволен был от должности военный министр генерал В. А. Сухомлинов, обвинявшийся в бездействии, и к управлению этим министерством приглашен был генерал А. А. Поливанов.

Предстоял также уход министра юстиции И. Г. Щегловитова^[132], главной опоры правого крыла Совета министров, и обер-прокурора Святейшего Синода В. К. Саблера^[133], потакавшего дурным инстинктам некоторых «князей церкви». На пост Саблера намечался А. Д. Самарин.

Заместители прежних министров были не просто новые люди: они были подобраны с известным символическим значением.

Князь Щербатов был лицом, тесно связанным с земскими деятелями; генерал Поливанов — опытный военный администратор, пользовавшийся большим доверием в среде членов Государственной думы; наконец, Самарин — московский губернский предводитель дворянства, выдвигавшийся московскими общественными кругами и лучшею частью православного духовенства…

Соглашаясь на эти назначения, император Николай поступался собственными симпатиями и симпатиями императрицы. Генерала Поливанова царская чета не любила за его близость к А. И. Гучкову, про которого императрица как-то писала, что его надо повесить за запрос в Думе по поводу Распутина и деятельности «темных сил». Что касается Самарина, с именем которого были связаны надежды на решительное оздоровление высшего православного управления и на борьбу с влиянием Распутина, то это назначение послужило темой для целого ряда предостережений императрицы Николая II.

«Самарин пойдет против нашего Друга и будет заступаться за епископов, которых мы не любим… — выражалась она в одном письме. — Враги нашего Друга — наши собственные враги… Над Россией не будет благословения, если ее повелитель допустит, чтобы человек, посланный Богом на помощь нам, подвергался преследованиям…»

Поступаясь собственными симпатиями и игнорируя опасения императрицы, государь как бы доказывал на сей раз искренность своего намерения стать на примирительную по отношению к общественным кругам позицию.

На горизонте заблистал луч надежды.

ИЮНЬСКОЕ СОВЕЩАНИЕ В СТАВКЕ

К 14 июня Совет министров в обновленном составе был приглашен в Ставку, где должно было состояться под председательством государя императора соединенное с высшими чинами Ставки совещание.

Это была первая с начала войны встреча Ставки с правительством для совместного обсуждения мероприятий, необходимых для продолжения войны. Правда, председатель Совета министров и некоторые министры в отдельности навещали изредка Ставку, но беседы с И. Л. Горемыкиным по слабости влияния последнего на Совет министров не могли существенно отражаться на общем ходе дел, а с отдельными министрами разрешались вопросы лишь частного характера.

Фронт и тыл до того времени были разъединены взаимным недоверием и печальным непониманием необходимости дружного согласования общих целей.

Наша скромная Ставка, расположенная в чудесном сосновом лесу близ станции Барановичи, приняла уже накануне праздничный вид. Необычно зашумели автомобили, развозившие по Ставке приехавших министров, которые своими белыми кителями выделялись на общем серовато-зеленом фоне.

Прибывшие министры остались в тех же вагонах, в коих они были доставлены из столицы. Это размещение вызывалось тем обстоятельством, что сама Ставка в период своего пребывания в Барановичах продолжала жить в вагонах.

От вагонов Верховного главнокомандующего и его ближайших сотрудников была сооружена ветка к казенному дому — прежнему жилищу одного из командиров войсковых частей Барановического гарнизона мирного времен. В этом небольшом доме помещалось мое управление и оперативный телеграф. Здесь же, в моем рабочем кабинете, Верховным главнокомандующим выслушивались и доклады по оперативной части. Другие отделы штаба были размещены в казармах, находившихся в некотором отдалении.

Сам великий князь жил первое время в низеньком, малоудобном вагоне, с которым у него были связаны какие-то семейные воспоминания. Лишь с наступлением зимы его удалось уговорить перейти в другой, более комфортабельный вагон. Вагон Верховного главнокомандующего стоял почти напротив домика управления генерал-квартирмейстера, между вагоном-столовой и вагоном начальника штаба, в котором и я имел свое отдельное помещение.

Для установки царского поезда в периоды довольно частых, но непродолжительных наездов императора Николая II в Ставку была устроена другая ветка, в нескольких сотнях шагов от первой. К ней проложена была и автомобильная дорога.