Читаем Конец российской монархии полностью

Вокруг прогрессивного блока сгруппировались почти все думские партии, за исключением крайне правых и крайне левых, оставшихся в стороне. К блоку примкнули также и некоторые члены Государственного совета; равным образом он пользовался поддержкой и некоторых более прогрессивных министров во главе с А. В. Кривошеиным. Таким образом, блок составил мощную силу, с которой нельзя было не считаться. Внешним выражением стремлений блока сотрудничать с властью явилось вхождение его лидеров в Особое совещание по обороне, о коем мною упоминалось уже выше.

Очевидно, что, опираясь на это прочное думское большинство, власть, если бы захотела, могла вызвать к жизни новые народные силы и получить позднее существенную помощь в борьбе с революционными течениями.

Но принять требование «министерства доверия» — значит прежде всего устранить себя. Так должен был оценивать положение И. Л. Горемыкин.

Перемена председателя Совета министров и политики, им осуществляемой, не могла быть приемлема и для царя, и для царицы, мечтавших, более чем когда-либо, о восстановлении в чистом виде самодержавия. Среди правых акт 17 октября стал уже громко называться «потерянной грамотой».

Как раз в этот период времени в царской семье с тайного благословения удалившегося к себе на родину Друга — «старца» Григория Распутина — разрешался также вопрос о возложении государем на себя обязанностей Верховного главнокомандующего действующими войсками. Мы видели, что это также делалось отчасти во имя торжества принципа самодержавия. Когда престол и отечество в опасности, место самодержавного царя во главе войск. Предоставить это место другому — значит нарушить волю Божию…

При таких условиях, чтобы ослабить значение прогрессивного блока, Горемыкин пытался беседами с отдельными лицами, входившими в этот блок, расколоть его на части и в противовес ему образовать блок правых. Когда же это не удалось, то председателем Совета министров уже в середине августа был испрошен роспуск Государственной думы, намечавшийся к исполнению на 3 сентября.

Добиться роспуска Думы было нетрудно ввиду упомянутого выше настроения императора Николая и того обстоятельства, что в прогрессивном блоке решение государя вступить в командование армиями было очень непопулярно.

В дальнейшем обратный перелом во внутренней политике правительства пошел все усиливающимся темпом.

В конце августа стало известно, что в столицу вернулся Распутин и снова ласково был принят императрицей. Несколько раньше этого внезапно был уволен товарищ министра внутренних дел генерал Джунковский — лицо очень близкое к царю, навлекшее на себя недовольство за попытку раскрыть глаза государю на безобразное поведение Распутина в ночных притонах.

Вслед за тем началось постепенное увольнение министров, призванных к власти в кратковременный период стремления к сближению ее с общественностью, затем очередь настала и для тех министров, кои в августе 1915 г. подписали письмо государю с выражением сомнения в полезности смены Верховного главнокомандования.

ИМПЕРАТОР НИКОЛАЙ ВТОРОЙ


В год вступления в Верховное главнокомандование действующей армией императору Николаю II исполнилось всего 47 лет. Он был в расцвете сил и здоровья.

Большинство фотографий дают довольно верное представление о внешности и фигуре последнего русского монарха; они не передают только особенностей выражения его глаз и загадочности той полуулыбки, которая почти всегда блуждала на его губах.

Государь был невысокого роста, плотного сложения, с несколько непропорционально развитою верхнею половиной туловища. Довольно полная шея придавала ему не вполне поворотливый вид, и вся его фигура при движении подавалась как-то особенно, правым плечом вперед.

Император Николай II носил небольшую светлую овальную бороду, отливавшую рыжеватым цветом, и имел серо-зеленые спокойные глаза, отличавшиеся какой-то особой непроницаемостью, которая внутренне всегда отделяла его от собеседника. Может быть, это впечатление являлось результатом того, что император никогда не смотрел продолжительно в глаза собеседнику, с которым говорил. Его взгляд или устремлялся куда-то вдаль через плечо собеседника, или медленно скользил по всей фигуре последнего, ни на чем особенно не задерживаясь.

Все жесты и движения императора Николая были очень размеренны, даже медленны. Эта особенность была ему присуща, и люди, близко знавшие его, говорили, что государь никогда не спешил, но никогда и не опаздывал.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное