Конец российской монархии

Между тем все заметнее росло и крепло влияние Совета рабочих и солдатских депутатов. Его исполнительный комитет вел планомерную атаку на вновь установленную власть и в конце концов свел Временное правительство на положение органа, который в вопросах принципиальных был поставлен в полную зависимость от названного Совета, окрашенного к тому же в ярко социалистические цвета. При такой аномалии реальная сила не могла долго оставаться в руках буржуазного Временного правительства, тем более что Временный комитет членов Государственной думы, являвшийся родоначальником создавшейся власти, весьма быстро перестал подавать какие бы то ни было признаки жизни.

Малопонятная схема, начертанная Родзянко в его телеграфном разговоре с Рузским, не получила, таким образом, своего осуществления в жизни.

Временное правительство… Невольно припоминается одно из заседаний этого правительства, на котором мне пришлось присутствовать.

В двадцатых числа апреля 1917 г. по просьбе главнокомандующего Северным фронтом генерала Рузского, лежавшего больным с воспалением легких, я приехал из Пскова в Петроград, чтобы поставить в известность тогдашнего военного министра А. И. Гучкова о тяжелых моральных настроениях в армиях названного выше фронта.

В столице в это время было неспокойно. Волнения происходили на почве толкования только что обнародованной ноты министра иностранных дел П. Н. Милюкова, трактовавшей вопрос о целях войны. Нота эта, подтверждавшая стремление России продолжать войну, вызвала сильное возбуждение среди наших левых кругов, которые использовали ее как предлог для довольно серьезных демонстраций, враждебных Временному правительству.

Явившись в дом военного министра на Мойке, я получил предложение от Гучкова, вышедшего ко мне в приемную из своего кабинета, сделать доклад по вопросу, вызвавшему мой приезд в столицу, в заседании Временного правительства. Гучков в этот период времени хворал и не выходил из дому. Он по нездоровью встретил меня в домашней куртке и мягких сапогах. Извинившись за свой внешний вид, Гучков предупредил меня, что заседание Временного правительства будет проходить у него на квартире и что часть членов уже собралась у него в кабинете.

— Там же, — добавил он, — и генерал Алексеев, только что прибывший из Ставки.

Войдя в кабинет, я сделал общий поклон и отдельно поздоровался с М. В. Алексеевым, подошедшим ко мне. Вслед за ним подошли и другие, из числа коих некоторых я не знал совсем. Я сразу был засыпан вопросами о том, что делается на фронте.

Члены Временного правительства собирались медленно, и, беседуя с ними, я никак не мог уловить момента, когда частные разговоры перешли в стадию официального заседания. Беседа шла все время кружками. Несколько лиц из числа присутствовавших поместились за довольно длинным продолговатым столом, на котором лежали листы белой бумаги и карандаши. По-видимому, этот стол и был приготовлен для заседания. Тут же находился и князь Львов, но не в центре стола, а как-то сбоку, точно случайно подсел к нему. Кому нужно было — уходил, а кое-кто приходил вновь.

Все участники имели измученный вид и явились на заседание в простых, довольно помятых костюмах. Должно ли это было свидетельствовать о демократических настроениях собравшихся или просто об отсутствии у них необходимого досуга — сказать не берусь, но особенно мне бросился в глаза поминутно мелькавший силуэт одного из членов собрания, нервно шагавшего из угла в угол обширного кабинета. На нем была однобортная темная тужурка с мягким воротником. Его порывистые манеры, бритое лицо, прищуренные глаза с часто закрывавшимися веками и правая рука, висевшая на черной перевязи, невольно останавливали на себе внимание.

«Керенский», — подумал я, вспоминая, что от матросских рукопожатий в Ревеле ему пришлось несколько времени держать утомленную руку на перевязи.

Это и в самом деле был он: официально — министр юстиции Временного правительства, неофициально — кумир революционной толпы и ее доверенный в буржуазном сонме министров.

Любопытно бы знать, не Керенскому ли на самом деле принадлежал рекорд рукопожатий, приписываемый газетами английскому премьеру Болвину, который якобы недавно на приеме в одном из Лондонских народных домов пожал руки 2000 рабочим, принадлежащим к английской консервативной партии? Во всяком случае, что-то не слышно, чтобы почтенному английскому премьеру пришлось после этого усилия держать руку на перевязи. Или, быть может, ответные русские «матросские» рукопожатия были уж очень экспансивны?!

— Александр Федорович, вы как думаете? Александр Федорович, ваше мнение каково? — неслись к Керенскому вопросы из разных углов той обширной комнаты, в которой происходило описываемое мною беспорядочное заседание. Видно было, что без Александра Федоровича тут ничего не может быть решено!..

Перейдя к столу, я закончил свой доклад о печальном положении армий Северного фронта в смысле их настроений и боеспособности.