Здесь значились: три тома Белинского, сочинения Добролюбова. Ключевский. «Курс русской истории». Величкин. «Очерки истории инквизиции». Стихи Некрасова. Тургенев. «Записки охотника». Иванов. «Крепостное право в России». Сборник упражнений по грамматике русского языка. Учебник немецкого языка. Павленковский словарь. Жук был одним из самых прилежных читателей тюремной библиотеки.
Читателей же у нее становилось все больше. Выработался определенный порядок пользования библиотекой. Заключенные на бумажном лоскутке заказывали нужные названия и тут же писали свой тюремный номер. Непременно — номер. Обозначение фамилии каралось отсидкой в карцере. Заказы собирались на коридоре. Сюда доставлялись и книги. Надзиратели следили, чтобы библиотекари — у Лихтенштадта теперь было несколько помощников — не встречались с читателями-каторжанами. Все делалось под неусыпным оком тюремщиков.
Однажды Владимир договорился, чтобы Жуку разрешили заняться вместе с ним расстановкой книг. Надзиратель обоих довел до двери камеры-библиотеки. Впустил их и остался дежурить у «волчка».
Иустин впервые увидел каземат, где в заключении находились книги. Он был разгорожен высокой решеткой. Свет, проникавший из окна под потолком, слабо освещал корешки. Книги заполняли все пространство на полках, лежали пачками на полу. На столе — тетради с подробным каталогом.
Книжные полки и шкафы были сделаны в мастерских самими каторжанами, очень заботливо и аккуратно. Покрашенные в темный, немаркий цвет, они стояли вдоль стен.
Жук любовался книгами. Владимир сказал ему не без гордости:
— Видишь, самая настоящая библиотека… Ну, помогай.
Лихтенштадт подвинул табурет, чтобы достать верхнюю полку и велел товарищу:
— Давай вот ту пачку, из угла…
В этот день Иустин узнал самую большую тайну библиотеки.
Работал он с удовольствием. По команде Владимира переставлял тома, отбирал те, которые нужно отдать в переплетную и те, которые сегодня пойдут в корпуса.
— Знаешь, за что я так полюбил книги? — говорил он своему учителю, который годами был лишь немногим старше его, — читаешь, и словно у тебя крылья за спиной выросли. Взмахнул ими и лети куда хочешь.
Это чувство было хорошо известно Владимиру, как и всякому любителю чтения. Но он переспросил:
— Крылья, говоришь?
Лихтенштадт оглянулся, не подсматривает ли надзиратель и сказал, понизив голос:
— Прочти вот эту книгу.
Иустин с обидой посмотрел на учителя. Почему он вздумал посмеяться над искренним чувством? Нет, не надо было ему это делать. Жук держал в руках Киево-Печерский патерик.
Владимир улыбнулся.
— Прочти.
С недоверием молодой каторжанин раскрыл книгу. Одна проповедь, другая. Что тут интересного?
Учитель взял у него том, и вернул раскрытым на странице, озаглавленной «Звездные песни».
Пока Иустин пробегал первые строки, Лихтенштадт шепотом объяснил:
— Это запрещенная книга. Ее автор — Николай Морозов. За свои стихи он снова на год попал в крепость, только не в нашу, а в Двинскую.
Жук благодарно посмотрел на тюремного библиотекаря.
— Патерик возьми в камеру. Но будь осторожен, — предупредил Владимир. — С «переодетой» книгой попадаться нельзя.
— «Переодетые» книги! — повторил Жук.
— У нас их немало. Ты познакомишься и с этой запретной библиотекой. Философскую литературу оставим на будущее. Пока прочти Морозова. Читается легко, интересно, как сказка…
Возвратясь в камеру, Иустин подсел поближе к неярко горевшей лампе, раскрыл патерик.
В объемистую духовную книгу были вплетены две работы, написанные Морозовым в заключении: цикл стихов «Звездные песни» и рассказ «В мировом пространстве».
Так, человеческая мысль, родясь здесь, в крепости, через годы сюда же и вернулась сокровенным печатным словом.
Иустин пробежал взглядом обращение к читателю: «Не все эти песни говорят о звездах… Нет! Многие из них были написаны в мраке непроглядной ночи».
Стихами Жук особенно не интересовался. Но сейчас он с интересом читал песни, посвященные Ксане, песни, в которых звучали имена планет и звезд, — Сатурн, Антарес, Дракон…
Иустин видел того, кто написал эти строки, сначала безусого юнца, каким его бросили в Шлиссельбургскую крепость, потом старика, каким он здесь стал после многих лет заточения. Вот он у окна своей одиночки поднял к звездному небу нестарящиеся глаза…
Всего же более увлекся Жук не стихами, а рассказом «В мировом пространстве».
Рассказ казался не только связанным с песнями, но служил как бы продолжением их, а может быть, и началом.
Это было фантастическое повествование о полете на Луну.
Нет, Иустин не читал его. Просто он вместе с Морозовым и его друзьями отправился в путь.
Они летели в чудовищном снаряде. Где, в какой точке путешественники оторвались от земного шара? Старт дан несомненно на маленьком острове в истоке Невы.
Вместе с Морозовым — товарищи по каторге, шлиссельбуржцы — Вера Фигнер, Людмила Волькенштейн, Петр Поливанов, Людвиг Янович.
Снаряд сотрясался от работы могучих цилиндров. Прошло немного времени, и «мы уже вышли за пределы доступного для наших чувств земного притяжения».