Ты узнаешь, что хотя таких дураков, которые сами лезут в петлю, как я со своими однодельцами, мало, как много нас заключенных! И это "мы" ты чувствуешь. "Мы" - это не только твои друзья, но огромные массы людей, с которыми отныне ты связана общей судьбой.
Ты узнаешь, за что сажают. Я всегда верила рассказам заключенных и убеждена, что о своем деле люди, в основном, говорят правду или помалкивают. "В этом платье я только на базар ходила", - подобные заявления часто слышишь от женщин в тюрьме. Но этим обычно и исчерпывается их фантазия.
...Ты узнаешь, каким бывает следствие. Я не услышала о настоящих пытках. Кого-то пытали, конечно, и тогда (начало 1952 года), но мои сокамерницы были осуждены без больших хлопот. Они сидели на следствии в карцере и выслушивали изощренную брань следователей. Особенно жаловалась на это почтенная Елизавета Николаевна. О прочих методах воздействия я узнавала постепенно.
Танька Егоркина рассказывала о жизни в лагере. Хотя нам, политическим, предстоял несколько другой опыт, но мы этого тогда еще не знали. Нам и та жизнь, которую она описывала, совсем не нравилась. Я впервые услышала о тюремных и лагерных стукачах. Рассказывали о женщинах с очень бледными лицами, сидевших подолгу в тюрьме и известных своей провокаторской деятельностью. Едва ли мои сокамерницы всерьез подозревали, что я "такая". Для этого нужны другие качества.
И очень много полезного, нужного в тюрьме и лагере, узнаешь в общей камере. Одно из моих одеял они разорвали и сшили с помощью рыбных костей и спичек две отличные сумки с ручками: одну - мне, другую - кому-то из них, и это мне очень пригодилось.
Наконец меня вызвали на этап, и я распрощалась с ними навсегда.
Комментарии
----------
[1] Куруха, наседка, стукачка - доносчица.
2. Этап
Из Бутырской тюрьмы через пересылки - Куйбышевскую, Челябинскую, Новосибирскую и Тайшетскую - мы - уже другие "мы" - ехали в Озерлаг. Озерлаг - Особый закрытый режимный лагерь - это система лагерей на трассе Тайшет-Братск. Но никто вначале не знал, куда нас везут; об этом мы узнали только, приближаясь к пункту назначения. Ехали мы полтора месяца и в Тайшете были с начала мая.
"Мы" - на этот раз, группа женщин из Бутырской тюрьмы, в том числе москвичка Ирина, с которой я очень подружилась на этапе и в первые месяцы в лагере, пока нас не разлучил очередной этап. Она, побывав потом, уже без меня, на нескольких лагпунктах нашей трассы, была отправлена в Мордовию, где встретилась с моей матерью, которую привезли туда с Воркуты, а также с моими одноделками, Тамарой и Сусанной.
Лагерная дружба: чтобы описать этот феномен, требуется перо, посильнее моего. Самое главное в лагерной жизни - с кем ты дружишь и какую работу тебя заставляют делать. Связь с домом оборвалась, и только постепенно связываются нити, чтобы, может быть, порваться снова. Будущего нет, прошлое не имеет значения. Не будет у тебя семьи, не будет детей. Будет только эта каторга до конца дней. Кто может всерьез думать о конце срока, если у тебя 25 лет, да еще зачем-то 5 лет ссылки и 5 лет поражения в правах? Можно было фантазировать: вот умрет Сталин и, может быть, действительно, станет легче? Некоторые надеялись на другое (позднее): вот станет в Америке президентом Эйзенхауэр, будет война, и все тогда провалится к чертям, пускай и с нами вместе. Но мне это было неинтересно. Только люди были интересны.
Лагерная дружба, ее радости и горести заменили нам все радости и горести на свете. И что же удивительного, что, заметив все привязанности, заслонив все помыслы, она искажалась, омрачалась, переходила все естественные границы и оборачивалась порой болезненной зависимостью, превращалась из блага в зло. И где граница добра и зла в этом мире, где царит зло?
Мой жгучий интерес к тому, кто за что сидит, заметила одна старая лагерница, бывшая переводчица Микояна, прославившаяся тем, что носила чулок на голове для тепла. Вера Николаевна "мит штрумпф", как ее называли немки, уверяла меня, что этот интерес скоро пройдет и будет меня больше всего занимать, когда, например, дадут сахар. Но мне, как оказалось, предстояло отсидеть совсем не большой срок - пять лет и три месяца, и я до этого не дошла. И особенно в первое время все расспрашивала.