Конец света

— «Урал сорок семь», я ноль первый, подтвердите «1001», подтвердите «1001», — рокотал Затонов.

Саше доводилось много общаться с летчиками, и он уже знал, что подтверждение кодом «1001» означало, что вышка видит их на своем локаторе.

— Ноль первый, я «Урал сорок семь», «1001» подтверждаю. Курс в расчетную 160 градусов, по давлению аэродрома 763, занимайте 2700.

— «Урал сорок семь», я ноль первый, вас понял, в расчетную с курсом 160, занимаю 2700 по давлению 763.

Саша понял, что командир сейчас будет заходить на посадку и предложенный ему эшелон 2700 метров выверит, подстроив бортовой высотомер по атмосферному давлению принимающего их аэродрома.

Саша тоже мог видеть проекции на ИЛС — на индикаторе лобового стекла.

Вертикальная линия показывала точность захода на полосу по курсу, а горизонтальная линия показывала точность снижения по глиссаде. Пересечение же двух линий в пределах центрального кружка ИЛС свидетельствовало о нахождении самолета в равносигнальных зонах курсового и глиссадного радиомаяков с точностью до трех метров…

«Я, наверное, смог бы и сам», — подумал Саша, глядя на движения ручки управления, качающейся то немного влево и вправо, то немного взад и вперед. Это генерал Затонов то клал машину в небольшой крен, то задирал, то опускал ей нос.

А вот ручка управления двигателем ушла немного назад, это Затонов уменьшил обороты.

А вот мягко утопилась левая педаль, и земля под самолетом повернулась вправо.

За час полета Саша уже кое в чем успел разобраться.

Наклоном ручки машина кладется на крыло, и чтобы повернуть, необходимо взять ручку чуть на себя и отдать педаль.

Скользить по воздуху, поворачивать — надо опираясь на этот самый воздух. Поэтому в авиации, в отличие от автогонок, есть понятие крена и виража. Поворот машины обязательно сопровождается синхронным ее наклоном.

Ручку вбок и на себя, а педаль от себя. Ручку вбок и на себя, а педаль от себя…

— Ноль первый, я «Урал сорок семь», ноль первый, я «Урал сорок семь». На полосе ветер встречный, пятнадцать, на полосе ветер встречный, пятнадцать.

— «Урал сорок семь», я ноль первый, понял тебя, ветер встречный, пятнадцать, вижу огни полосы, вижу огни полосы.

Теперь посадочную полосу бетона видел и Саша.

Вон она…

А без приборов да без наведения с КДП, с командно-диспетчерского пункта, даже сам Затонов ее не увидал бы на такой скорости.

Кругом белые снега, да и полоса тоже — белая-белая…

Белое на белом.

Машину тряхнуло.

И сразу перегрузка бросила Сашу вперед, заставив его повиснуть на пристяжных ремнях.

Это вышел тормозной парашют, и Затонов нажал на тормоза…

«Сушка» встала посреди поля.

До едва различимой в белесой пелене вышки не доехали метров триста.

Затонов отщелкнул замки фонаря кабины, и послушное гидравлике остекление единым для спарки блоком поднялось под сорок пять градусов.

Саша поднял забрало шлема, снял кислородную маску, вдохнул морозной сибирской свежести.

К ним по полосе уже мчался дежурный уазик.

— Ну, счастливо тебе, Саша, — сказал Затонов.

— Спасибо, командир, — ответил Саша, — авось еще встретимся.

— Старцеву привет мой передавай.

— Передам…

* * *

Едва сняв в дежурке противоперегрузочный комбинезон, едва переодевшись в заботливо приготовленный местными ребятами камуфляж с майорскими погонами, причем именно по Сашиному росту и размеру, что он с благодарностью отметил про себя, едва выпив чашку горячего какао, что подала ему красивая девушка в форме сержанта российских ВВС, Мельников попал в объятия Цугаринова.

— Где ты пропадал, черт! — приговаривал Цугаринов, уминая Сашины спину и плечи.

— Я Катьку свою искал, товарищ полковник, — ответил Саша, тоже похлопывая Цугаринова по плечам и по спине.

— Дурак ты, Сашка, дурак, — немного отстраняясь, сказал Цугаринов с улыбкой, — мы же команда, поэтому все, даже поиски родной жены, должно вестись только в команде, а ты? Эх, дурак!

Цугаринов с укоризной поглядел на Мельникова.

— А ты занялся индивидуальным сыском! В таком-то катаклизме! Старцев без тебя тут совсем как без рук! И чего стоило мне тебя найти! Не стыдно?

— Стыдно, товарищ полковник, стыдно, — покорно кивнул Мельников.

— Ты старику не ври, а бей на эмоции, — посоветовал Цугаринов, когда уже сели в машину и та по пустынной бетонке помчала их в сторону секретного портала. — Старик тебя любит и простит, а ведь невыход спецагента на связь в момент дня «Д» и часа «Ч» — это больше, чем преступление, понимаешь?

— Понимаю, — кивнул Саша, — могут и расстрелять.

— А на кой хрен ты нам нужен расстрелянный? — хмыкнул Цугаринов. — Ты нам нужен живой и злой на Ходжахмета.

— Так это Ходжахмет за всем этим стоит? — спросил Саша. — Тот самый Володя Ходяков, что с нашим стариком в Афгане начинал?

— Именно, дорогой мой, — кивнул Цугаринов, — в том-то и пикантность ситуации, что старик, командующий Резервной ставкой Президента, знает своего противника лично.

— Да! Это вам не Усама бен Ладен! — хмыкнул Саша. — Ходжахмета мы еще по Чечне и помним, и знаем, и личные счеты с ним имеем.