Конец света

– Чего мы тут, стоя под окнами кабинета Мыслякова, хотим?! – с заметной задней мыслью обратился Лева к толпе, которая в этот момент впервые за все время волнения подумала: а и в самом деле, чего мы хотим? – Заменить руководство? Но это, господа, мелко. Руководство приходит и уходит, а все остается, как всегда! Нам не нужен новый мэр, нам надо, господа, осознать момент! А заключается он в том, что… – Лева сделал небольшую паузу, во время которой толпа, и в самом деле почувствовавшая необходимость с помощью Левы осознать момент, вся обратилась в слух. Не закончив предложение, оратор начал новое: – Кто-нибудь из вас подумал, почему именно сегодня опубликовано «Информационное сообщение»? С весны в городе шел разговор о возможной космической Катастрофе, и начальство все это время спокойно читала напечатанные в местной газете наши письма. А сегодня вдруг, – Лева, пародируя Мыслякова, кривляясь, процитировал: – «сообщение об отколовшейся части планеты является недостоверной»… Надо, господа, читать между строк, а там написано: кусок планеты уже опасно приблизился к Земле! Теперь мы должны думать, как спасаться! Вот что там написано между строк!

Когда минут тревоги тех дней и жизнь в Ободе покатится по прежнему образцу, горожане, вспоминая ту историческую речь Левы Кваша, найдут ее нелогичной, неубедительной и вообще глупой. Они даже обидятся на себя: ну, как могли тогда поверить Леве…

А ведь поверили!

И объяснение тому – в психологии и специфическом образе мыслей мятежной толпы. «Люди в такой толпе, – в одной из заготовок к «Летописи» написал как-то Павел Петрович Грушин, – мыслят не так, как, например, во время спокойной беседы с соседями на лавочке. Представьте себе заклинившиеся наперекосяк мозги матросни в известный октябрьский день семнадцатого года, когда эта матросня, сломав золоченные двери Зимнего дворца, ринулась в царские винные подвалы. Попробуй объяснить им в те минуты, что сначала, товарищи революционеры, надо поймать Керенского…».

Закончив речь, Лева повернулся к полковнику Луцкеру, тот торопливо выхватил из рук Левы мегафон и прокричал:

– Граждане Обода! Наша жизнь, жизнь наших детей и внуков – в опасности! За несколько оставшихся до катастрофы дней мы должны построить для города надежное укрытие! Организацию работ и командование беру на себя! Идите домой, мобилизуйте отсутствующих здесь родных и близких, вооружитесь землеройными подручными инструментами, и через час я буду встречать вас на городском стадионе!

Толпа с улицы убралась и через час, значительно увеличившись, свалив наполовину сгнившие деревянные ворота стадиона, ввалилась к северным трибунам. Над головами она потрясала лопатами, ломами, кирками, крепкие мужики прижимали к груди тяжелые молоты.

Вслед за толпой на стадион въехал бульдозер местного комбината бытового обслуживания.

Скомандовав народу разбиться по отрядам и выбрать себе командиров, полковник отошел к центру футбольного поля и, заложив правую ладонь под пуговицы кителя, стал обдумывать тактику.

В это время к нему направились двое – Леня Квартальный, средних лет заочник областного проектного института, и с рюкзаком за плечами Степан Картежных, самый старый в городе человек, о профессии которого уже никто не помнил. Старик был так немощен, что едва передвигался самостоятельно, и, чтобы зря не тратить остатки энергии, старался поменьше говорить. (А когда-то он любил рассказывать «факты из своей жизни», например, такой: «Работали мы тогда вместе с Кагановичем, он – наркомом, я – начальником небольшой железнодорожной станции в Сибири. В тридцать седьмом посылаю Лазарю Моисеевичу телеграмму: «арестован весь коллектив, включая грузчиков и стрелочников. Остался один. Пришлите кого-нибудь на подмогу». Ну, прислали товарищей из НКВД, арестовали и меня»).

По-военному чеканя шаг, Леня приблизился к Луцкеру.

– Разрешите обратиться, товарищ полковник?

– Что надо? – скосил глаза Луцкер. Он был недоволен, что его отвлекли от оперативных размышлений.

– Мы со Степаном Николаевичем, предвидя необходимость строительства фортификационных сооружений, заранее составили проект… – Леня открыл портфель и достал оттуда бумаги. – Вот…

Полковник быстро осмотрел первую страницу. На ней было вычерчено футбольное поле стадиона, из центра которого на глубину сто метров вертикально уходил трехметрового диаметра круглый тоннель. Внизу тоннель упирался в зал, по площади равный баскетбольной площадке, оттуда в разные стороны уходили мелкие тоннели…

Полковник оторвал глаза от бумаги:

– Сам придумал?

– Сам, товарищ полковник.

– А этот, – кивнул Луцкер головой в сторону молчавшего Картежных, – помогал?

– Степан Николаевич за умеренную плату готов провести геологическую разведку, а также гидрологическую экспертизу на местности.

При этих словах Картежных развязал свой рюкзак и достал оттуда сооружение из проволочек, упругих веток, двух батареек от карманного фонаря и некоторых пластмассовых, не понятных полковнику, деталей.