Конец света

Дарью уложили в аппарат, инициирующий в теле человека рост инфламмасом – зародышей аннигиляционных «опухолей», закрепили на запястьях, лодыжках, на шее, голове и груди специальные манжеты в форме бабочек. Потапов сжал её руки, наклонился.

– Всё будет хорошо, верь мне!

– Я верю, – прошептала Дарья, вздрагивая в ознобе волнения.

Прозрачный колпак «томографа» закрылся.

Потапов отступил, следя за манипуляциями сотрудников лаборатории.

– Она будет в сознании?

– Нет, придётся усыплять, – торопливо сказал «старичок» Юра. – Работающая психика мешает прохождению трекера.

– Работай!

В дверь лаборатории бухнуло, словно в неё врезалась каменная глыба. Задрожали стены. Однако дверь выдержала.

Потапов ткнул пальцем в оператора.

– Коридор просматривается?

– Вон экран. – «Ботаник» указал на светящийся прямоугольник в нише первой комнаты.

Потапов подбежал.

Тени, скользящие по экрану, сделались чёткими. Стали видны коридор за дверью и люди – трое – перед ней, в руках карабины или автоматы. Один из охранников поднял нечто вроде толстого полена, стукнул им в дверь. Раздался тупой удар, сотрясший стены лаборатории. Снаружи донеслись слабые крики:

– Откройте! Взорвём дверь!

Потапов оглянулся.

– Дверь можно взорвать?

– Вряд ли, – скривился лаборант с чёлкой. – Она трёхслойная, спокойно выстрел из автомата выдержит.

– А пластит?

– Взрывчатку? Её найти ещё надо, не думаю, что у охраны она есть.

Потапов подошёл к саркофагу.

Глаза Дарьи были закрыты, она уже уснула. По браслетам на запястьях и лодыжках девушки прыгали бледные электрические искорки, отчего казалось, что она шевелится.

– Долго длится процесс?

– Я нейтрализовывал эган всего один раз, – пробормотал увлечённый делом помощник Калажникова, не сводя глаз с экрана перед собой и бегая пальцами по клавиатуре пульта управления установкой. – У каждого индивидуума свои особенности организма и персональная нервная реакция на воздействие, надо искать каждую инфламмасому – очаг будущей эгоаннигиляции.

– Сколько уходит на поиск?

– Я не программировал Дашку на самозасветку…

– Примерно?

– Всё зависит от количества ядер…

Потапов сдавил плечо «старичка» Юры так, что того перекосило.

– Отвечай на вопросы прямо!

«Ботаник» пискнул.

– Не больше четверти часа…

– Как долго длится процесс разрядки?

– Минут десять…

– Работай! – Потапов отпустил плечо учёного, прошёлся по лаборатории, присматриваясь к её интерьеру и аппаратуре. Снова показалось, что за ним кто-то пристально наблюдает. Он подошёл к столу, за которым сидел второй лаборант – лысый, опухший словно после попойки, хмурый и неразговорчивый.

– В лаборатории стоят телекамеры, покажи – где.

– Я не знаю, – осоловело буркнул толстяк.

Сидевший за другим столом перед таким же экраном компьютера лаборант с чёлкой кинул взгляд на стену помещения, и Потапов, проследив этот взгляд, подошёл к стеллажам с какими-то устройствами, над которыми на стене висели квадратики с жалюзи.

Интуиция не подвела. Зрачок телекамеры величиной со спичечную головку был упрятан между пластинками жалюзи, и увидеть его со стороны было невозможно, если не знать точного местонахождения.

Потапов нашёл пассатижи, влез на стул и выколупнул телекамеру из вентиляционного люка. Обошёл всё помещение, обнаружил ещё одну камеру – за коробом вентиляции. Напряжение спало, хотя он понимал, что ликвидация телекамер не гарантирует от атаки охранников, переставших колотить в дверь поленьями.

– Ага! – возбудился «ботаник».

Потапов подошёл. На экране был виден скелет пациентки, окружённый полупрозрачными мягкими тканями. В области сердца загоралось и гасло алое колечко.

– Нашёл?

– Ей сделали всего одну инфламмасому, – ткнул пальцем в колечко учёный. – В сердце.

– Что это означает?

– Стандартный вариант, мы первые «закладки» так выращивали – самые простые, они инициируются от любой эмоции. – Юрий Филиппович замолк, виновато глянув на майора.

– Какой эмоции? – нахмурился Потапов.

– Любой… испуг, вспышка радости… гнев.

– Чёрт!

«Ботаник» поднял вверх руки.

– Я здесь ни при чём! Это идея Николая Наумовича!

Пришла мысль: а мне куда запихнули инфламмасому? Тоже в сердце? Или в менее важные органы, в башку, к примеру? С папаши Дарьи станется…

– Не оправдывайся, я не прокурор и не судья, я вас просто всех здесь зашибу, если вы сделаете что-нибудь не так!

Ответом были три разных взгляда: затравленный – лысого толстяка, испуганно-заискивающий «ботаника» Юры и недобрый – лаборанта с чёлочкой. Его надо было остерегаться в первую очередь, потому что такие люди всегда готовы выкинуть фортель, обмануть и предать.

На отдельной консоли с подставкой селектора и тубусами микроскопов заверещал звонок.

«Ботаник» дёрнулся было к нему, но остановился, вспомнив, что он не один.

– Николай Наумович…

– Подойди. – Потапов посмотрел на саркофаг. – Впрочем, не отвлекайся, говорить с твоим боссом нет смысла, ничего хорошего он не скажет. Долго ещё?

– Уже скоро, комп просчитывает параметры инфламмасомы, осталось только разрядить «закладку». – Юра подозвал молодого лаборанта: – Гарик, разворачивай эшку.