Конец света наступит в четверг

– Очень рад, – говорю я, отвечая Бренде таким же неприязненным взглядом.

– Только директора зовут Арнольдом, – парирует Маразматик.

Я говорю ему, что всё равно очень рад и что он очень любезен. Он немного нервно трогается с места и снова завладевает коленкой пассажирки. Бренда едва сдерживается, чтобы не отдернуть ногу. Мне приятно видеть, что она совсем не влюблена в этого белобрысого кретина с квадратным торсом. Это всё ради работы и машины.

– Не знала, что ты любишь менбол, – говорит мне Бренда.

– Я тоже. То есть и я не знал, что ты любишь.

– У меня два билета в первый класс, – уточняет Арнольд агрессивным тоном.

Он словно хочет пометить свою территорию. Я торжествую. Это очень лестно – вызвать ревность у потасканного тридцатилетнего мужика.

– Так это и есть твоя Бренда, – констатирует медведь, высунув нос из куртки. – Немного вульгарна, не находишь?

Я рывком застегиваю молнию.

– Ай! – вскрикивает он.

Должно быть, я прищемил ему усы. Ну и ладно. Никто не имеет права оскорблять Бренду.

– После матча, – объявляет ей Маразматик, – я заказал столик на двоих у Нарди, несовершеннолетних туда не пускают, и твоему соседу придется добираться домой самому.

– Я поняла, – отвечает Бренда.

– У него хотя бы есть входной билет?

– Скажи ему, что ты выиграл в школьном конкурсе место на трибуне Академии наук, – подсказывает медведь.

Я помалкиваю, чтобы не возбуждать ревность Арнольда.

– Так или иначе, от него надо избавиться, – продолжает Лео Пиктон.

Вот с этим я, пожалуй, согласен. Но не вижу способа.

Около стадиона огромная пробка. Гудение клаксонов заглушает рев болельщиков.

– Урони меня незаметно на пол, – советует Пиктон.

Я оттопыриваю низ куртки. Он спускается вниз по моей ноге и ползет вперед между сидениями.

– Мы пропустим начало, – брюзжит Арнольд. – Могла бы собираться побыстрее, – упрекает он Бренду.

– Я могу вернуться домой, – отвечает та сухо.

– Я не это имел в виду…

– Вот и помалкивай.

Внезапно мотор глохнет. Я толком не разглядел, но, по-моему, Пиктон отключил какую-то штуку под рулем.

– В чем дело? – интересуется Бренда.

– Понятия не имею, – говорит Арнольд, безуспешно пытаясь завести мотор. – Она только что прошла техосмотр.

– Хочешь, я посмотрю двигатель?

– Нет, нет, машина на гарантии! Только центры обслуживания «Арахиса» имеют право ее чинить, иначе я потеряю гарантию. Эй! А это что такое?

– Плюшевый медведь, – отвечает Бренда, глядя на ученого, который замер, лежа на брюхе между их сидениями. – Он тоже на гарантии?

– Это мой медведь, – я поспешно наклоняюсь, чтобы его поднять. – Он выпал у меня из куртки.

– Надеюсь, он будет хорошо себя вести во время матча? – иронизирует Арнольд, но сразу теряет чувство юмора и начинает осыпать бранью машины, которые скопились позади нас и яростно ему сигналят.

– Звони в сервис «Арахиса», – решает Бренда. – Они отгонят твою тачку к тротуару, ты их подождешь, а мне отдай бронь, чтобы я выкупила билеты. Твой я оставлю на входе. Пошли, Томас.

– Да, но… – протестует Маразматик.

Мы с Брендой вылезаем из автомобиля, согнувшись в три погибели, а он рулит к канаве, одновременно диктуя по телефону номер своей страховки. Мы с облегчением оставляем его и идем к стадиону бодрым шагом, обгоняя окутанные гарью машины, которые еле-еле ползут.

– Очень кстати эта авария, – говорит Бренда. – Я больше не могла выносить этого типа.

– Настоящий Маразматик, – отвечаю я, чтобы ее поддержать.

– Вижу, ты усвоил урок. Я не должна была соглашаться ехать с ним. Но когда тебе надоедает всё время говорить «нет», то в один прекрасный день ты ради душевного спокойствия говоришь «да». Вот тут-то и начинаются проблемы. Есть новости об отце?

– Нет.

– Этот медведь – его подарок?

– Нет.

– А твоя мать позволяет тебе разгуливать одному?

Ответ вертится у меня на языке. Может, воспользоваться случаем и рассказать ей о профессоре?

– Нет, Томас, я запрещаю! Неизвестно, можно ли доверять этой девице.

Да куда он лезет, этот косолапый? Пусть немедленно прекратит читать мои мысли, когда я с женщиной! Бренда вдруг останавливается и берет меня за запястье.

– Скажи-ка, Томас Дримм, теперь, когда мы избавились от Маразматика, мы ведь не обязаны идти на этот матч? Давай пропустим по стаканчику, – добавляет она, указывая на тихий бар, который уже покинули болельщики.

Внутри у меня всё сжимается. Я достаю из куртки профессора.

– Томас, вспомни наш уговор! На карту поставлена судьба твоего отца! Брось ты эту девицу и иди просить о встрече с Вигором!

– Вау! – Бренда берет у меня медведя. – У него шевелятся губы, вот забавно… Ой, больше не шевелятся. Батарейки сели?

Я не знаю, что ответить. Сказать правду или скрыть? В обоих случаях слова ускользают от меня.

– А ты необычный парень. Тренируешься для номера чревовещания наоборот?

Я растерянно смотрю на нее. Она уточняет:

– Чревовещатель обычно говорит с закрытым ртом, чтобы убедить зрителей, будто это говорит его медведь.

– А у нас всё наоборот.

Эта фраза вырывается у меня неожиданно. Сразу становится легче, будто камень с души упал. Я занял сторону таких же, как я. Сторону живых.

– Наоборот – это как? – спрашивает Бренда.