Конец света наступит в четверг

Я вздыхаю, вымотанный до предела. Уже не знаю, кому верить. Где добро, где зло? Даже Бренда вдруг кажется мне какой-то странной. Она идет в десяти шагах позади нас, приклеившись ухом к телефону. Она говорит какому-то Маразматику, что не прочь снова встретиться, если он окажет ей одну маленькую услугу. Мне стоит дьявольских усилий не подслушивать и сосредоточиться на том, что говорит медведь.

– Ты прав, Томас, – вздыхает он.

– В чем?

– Если нами манипулировали с самого начала, есть только одно средство противостоять этому. Манипулировать ими.

И вот наконец мы стоим перед домом Пиктона. Сейчас надо будет вести переговоры с его вдовой, объяснять, врать, убеждать… Если бы я только мог снова стать нормальным подростком, у которого всего-то проблем – учителя, вечно ссорящиеся родители и лишний вес! Я не ценил своего счастья. Единственное, чего я сейчас хочу, – чтобы мне вернули мои недавние неприятности.

И еще я почему-то всё время вспоминаю об отцовской авторучке, на которой Пиктон вырастил мои инициалы. Зачем он это сделал? Чтобы подготовить меня к мысли о будущем сиротстве? Старая ручка, зажатая в плюшевых лапах, вдруг представляется мне огромной, как копье или штандарт…

– Давай звони! – торопит медведь. – Чего ждешь?

Я решительно разворачиваюсь. С меня хватит, гори оно всё огнем. Сейчас для меня важнее всего освободить отца. Единственный человек, который до сих пор хоть что-то для него сделал, – это Антони Бюрль. Благодаря его вмешательству отца перевели из заключения в вытрезвитель. Он – единственная наша надежда. Единственный, кому можно доверять. Мне больше нельзя ошибаться в выборе союзников.

Когда я хочу пройти мимо Бренды, она удерживает меня, и вид у нее встревоженный.

– Я только что звонила своему бывшему, он пресс-атташе в Министерстве благосостояния. Твоего отца и не думали переводить в вытрезвитель! Он всё это время находится под стражей в Министерстве государственной безопасности, в шестом отделе.

– В шестом отделе? – вскрикивает Пиктон. – Это ужасно! Там человеку устраивают психическое самоистязание! Я провел в этом жутком месте двадцать четыре часа, когда издатель моей книги написал донос в Цензурный комитет. Твоего отца надо немедленно оттуда вытащить, Томас! Там невозможно выдержать даже два дня: или тебя сломают, или ты умрешь.

Я смотрю на медведя, потом на Бренду и снова разворачиваюсь на 180 градусов, вскипая от ярости. Лакированная деревянная дверь открывается только после третьего звонка. Госпожа Пиктон, узнав меня, тут же приходит в раздражение.

– Опять ты?! Убирайся, или я вызову полицию!

– Только не надо меня сейчас нервировать, ладно?

Бренда дипломатичнее меня:

– Вам стоит его послушать, госпожа Пиктон.

– Этого мальчишку? Ну уж нет! Вчера он пытался продать мне эту плюшевую игрушку, утверждая, что она принадлежала моему мужу!

– Просто фантастика, как она умеет перевирать чужие слова, – вздыхает медведь. – Она и меня понимала совершенно превратно.

Бренда любезно улыбается, выдерживая недобрый взгляд старухи с голубыми волосами.

– Я врач, госпожа Пиктон, и я подтверждаю, что этот плюшевый медведь – действительно реинкарнация вашего супруга. По причинам, которые было бы слишком долго объяснять, он выбрал нас для исполнения своей посмертной воли. Впереди еще целый месяц, но он настоятельно просил, чтобы мы принесли вам его подарок. С днем рождения!

И Бренда протягивает вдове шкатулку из красной кожи. Та ошеломленно открывает ее.

– Это… это же…

– Ваш фамильный браслет, – подтверждает Бренда.

– Но этого не может быть: он в банковском сейфе!

– Ваш муж нам его открыл.

– А откуда… эти бриллианты?

– Он хотел сделать вам сюрприз.

Вдова Пиктона ошарашенно вглядывается в медведя, когда я вкладываю его, как младенца, в ее дрожащие руки. Он поднимает лапу:

– Здравствуй, Эдна. Я не спрашиваю, скучаешь ли ты по мне.

– Леонард! – вскрикивает она.

И падает в обморок.

– Вы видели? – восклицает ее муж недоверчиво. – Она меня услышала!

– Драгоценности – лучший способ наладить отношения между супругами, – бормочет Бренда.

39

Мы поднимаем вдову, ведем в гостиную, усаживаем в кресло и ждем, когда она очнется. Не находя себе места от нетерпения, Бренда берет с подноса хрустальный графин, делает глоток и, убедившись, что там виски, сует его вдове под нос. Старая дама приоткрывает глаза. Расположившись на ее правой коленке, покойный супруг держит руку жены в своих лапах. Он уже надел ей на запястье свой подарок. Сверкание бриллиантов заставляет вдову вжаться в кресло.

– Это был не сон? – пугается она. – Но как такое может быть?

– Я умер, Эдна, но благодаря этому мальчику со мной всё в порядке. Ты долго насмехалась над моими работами по квантовой физике, над моей теорией, согласно которой сознание формирует нашу телесную оболочку и переживает ее, – а теперь видишь, я был прав. Тем не менее, Эдна, ты мне нужна. Я в опасности. Я испортил тебе жизнь, знаю, но ты единственная можешь спасти меня от смерти.

Он замолкает, глядя, как глаза старой дамы наполняются слезами. Она оборачивается ко мне, качая головой: