Хорошо, что выезд со двора на улицу был совсем рядом. Моя «Вольвочка» выскочила на освещённое фонарями пространство, едва не въехав под запоздалый полуночный троллейбус, и понеслась вниз по улице, в сторону моста через Усть-Китим. Уже поворачивая за угол, далеко позади я увидела мигалки тех, кто гнался за мной. Я нисколько не питала иллюзий насчёт того, что мой путь по ночному Кикиморову будет усыпан розами. Думать о том, чтобы выбраться из города в каком-нибудь из направлений, не могло быть и речи: из патрульной машины наверняка уже отзванивают в полицейский эфир на предмет перехвата, и на любом из постов ГИБДД меня будут трепетно ожидать бравые ребята. Выход виделся один – оторваться от преследователей, поставить машину на одну из многочисленных стоянок в Ленинском, самом густонаселённом районе города, а уже потом прятаться где-то до утра, соображая, как дальше жить.
Одним махом я проскочила мост и погнала машину вверх по Октябрьскому проспекту, игнорируя указания светофоров. К участию в ралли я приспособлена не была, и просто огромной удачей для любого водителя было то, что он в этот миг не встретился мне, потому что стрелка спидометра круто ушла вправо и дрожала где-то в районе ста сорока километров. Пулей я пронеслась мимо здания городской ГИБДД, возле которой даже в этот час табунилось несколько патрульных автомобилей. Они, похоже, на миг остолбенели от моей наглости, но тоже спохватились, и к двум машинам-преследователям подключились ещё две. Так, сопровождаемая шлейфом сирен и неразборчивыми угрозами в мегафон, я летела по ночному городу, как важное государственное лицо. Только вот лицу этому сейчас было не до смеха, и горячий пот заливал мои глаза.
Мне не суждено было уйти. Далеко впереди на перекрёстке, у здания спорткомплекса, лилово завихлялись маячки ещё одной милицейской машины, перекрывающей мне путь. Я немного сбросила скорость, резко повернула руль влево и соскочила с асфальта. Круто вниз, к садовым участкам уходила раздолбанная, вся в колдобинах, грунтовка. Я не ездила здесь никогда и понятия не имела, что может ждать меня в самом низу спуска. Инстинкт самосохранения подсказал единственно верный выход: я дёрнула дверную ручку и кувыркнулась из салона в заросли у обочины. Мазнуло по сознанию терпким запахом полыни, и этот мир кончился…
…Стоял первый безоблачный майский день. Солнышко пригревало белёную кору тополей, сырую ещё землю, и лёгкий ветерок, прилетавший откуда-то из-за сараев, трепал меня по макушке. В красивом платьице и новеньких сандаликах я сидела во дворе на скамеечке и неотрывно, до слезящихся глаз, смотрела туда, где за серыми бараками, выстроившимися в каре, жила своей жизнью улица – там время от времени сновали прохожие да проезжали грузовики. Я не знала, почему это должно случиться именно сегодня, но какая-то сила удерживала меня на месте, и я сидела и ждала.
– Ольгушка, а ты что с ребятишками не играешь? – раздалось позади меня, и я обернулась на голос.
Моя мать всегда была красавицей. Когда мы шли с ней по улице, все думали, наверно, что это старшая сестрёнка прогуливает младшую. Намного позже я увидела в одном из журналов фото молодой Марлен Дитрих и поразилась, как внешне схожи они с моей матерью. Хотя внешне я тоже ничего, мне достался совершенно иной характер и тип лица.
– Я жду папу.
Лицо матери потемнело: такое случалось, когда она сердилась, хотела накричать на меня или отшлёпать:
– Сколько раз тебе говорить: не будет никакого папы. Никогда не будет. Пойдём в гастроном, я мороженого тебе куплю.
– Не могу. Вдруг папа сейчас придёт, а меня нет…