Конец цепи

И во второй раз за один и тот же день оказалась в родной стихии. В небе, создавая страшный шум, висели вертолеты новостных каналов, а все пространство внизу было освещено прожекторами телевизионщиков и мерцающими огнями машин спецтранспорта. А ветер, сразу заключивший ее в свои объятия, приглушал прочие звуки, в результате чего они вроде бы звучали дальше, чем на самом деле. И даже это дополнительно заводило Кристину и подстегивало ее желание действовать.

Она, собственно, не знала больше, чем кто-либо из всех других внизу, тех, кто стоял перед камерами и микрофонами и импровизировал на тему о чем-то неизвестном, но явно сенсационном, происходившем за спинами солдат. Однако у нее хватало материала поддерживать разговор, сколько потребуется. Отчасти благодаря персоналу отеля. Они видели, когда ставили ограждения, и даже представили ее двум своим гостям, которые находились здесь с целью навестить пациента. И по их словам, родственник позвонил им и рассказал, что он боится, что ему не разрешили покидать палату и что персонал не приходит по его звонку. И это произошло два часа назад, а сейчас он больше не отвечал по своему мобильному.

В общем, у нее было о чем говорить, а подойдя к Лео, стоявшему лицом к высокому, освещенному со всех сторон фасаду, она поняла, что вдобавок имеет фантастическую картинку.

Практикант не обманул ее ожидания. У них получилась хорошая команда. И она не забыла рассказать ему об этом.

Кристина подошла к краю крыши, повернулась к своему напарнику и подмигнула ему коротко.

– Ты готов?

А потом сунула наушник в ухо, точно как и ранее в тот же день, проигнорировала его попытки сказать ей что-то и внутренне приготовилась выйти в эфир.

Она была счастлива.

На самом деле.

И не знала о том, что такой же счастливой ей предстояло умереть.

Молодой пилот, которого никогда не звали иначе как Стоун не потому, что он носил такое имя, а из-за репутации крутого парня, выполнял обычный плановый полет на своем вооруженном ракетами F-16. Он находился довольно далеко над морем, когда получил задание по рации.

И оно оказалось настолько неожиданным и шокирующим, что он сначала не смог произнести ни звука. В результате командованию пришлось вызывать его снова с целью убедиться, что с аппаратурой связи все нормально и пилот принял и понял приказ.

Стоун ответил, что он не уверен, и ему повторили уже сказанное. И он долго молчал снова, а представитель командования знал почему.

И когда его голос опять зазвучал в эфире, в нем появились личные нотки, вряд ли допустимые по инструкциям, но они со всей ясностью показали, что его самого мучили те же мысли, прежде чем он «бросил в бой» своего подчиненного.

– Иногда, – сказал голос в наушниках, – с моралью все не так просто. Порой надо выполнять решения, которые ты не понимаешь. А если ты знаешь, что преступление в отношении незначительной группы людей станет спасением для очень многих, наверное, просто необходимо выполнить приказ.

Амстердам быстро приближался, пилот уже видел его, как скопление белых и желтых точек в темноте, но его по-прежнему одолевали сомнения.

Его душа кричала, что он не сделает этого.

И одновременно он знал, что должен сделать.

И в тот момент, когда точки превращались в жилые дома, и прочие здания, и в город, где он вырос и который любил, яростная битва развернулась у него в голове.

Больницу с гражданскими не взрывают.

Просто-напросто не делают этого.

Взгляд Вильяма скользил по стене из экранов с новостными каналами и интернет-страницами со всего мира, висевшими бок о бок и содержавшими одну и ту же новость, когда он внезапно вцепился глазами в один из них.

На какое-то мгновение у него стало легко на душе, он испытал странное приятное возбуждение, и вся страшная реальность вдруг перестала существовать, как бы ушла на второй план, подарив ему короткое мгновение покоя и счастья.

С одного из мониторов там впереди на него смотрела его бывшая жена.

Смотрела не только на него, но и в глаза сотням тысяч людей в Швеции и, пожалуй, в других местах, а точнее, только в объектив камеры. И что, черт побери, она делала там? Стояла одна на крыше, свет вертолетов, жужжавших на заднем плане, разрывал темноту у нее за спиной, а прямо напротив, между ней и черным небом, находился металлический куб из нежно-голубых светящихся окон, и не вызывало сомнения, на что она смотрит.

– У них прямой эфир? – спросил он, хотя прекрасно знал это.

Никто не ответил.

– Эти экраны… Все в прямом включении?

Коннорс первым сделал правильный вывод.

Увидел фамилию женщины в телевизионном сюжете шведской интернет-газеты. Естественно, речь могла идти о совпадении, но, судя по взгляду Сандберга, это было не так.

Он кивнул, спокойно, с тенью сожаления в глазах.

– Да, все вживую, – сказал он.

И Вильям кивнул.

Ничего не сказал.

Кристина Сандберг находилась в Амстердаме. И она стояла перед больницей, которую скоро должны были уничтожить, и он знал об этом, а она и понятия не имела.

Когда боевой самолет появился в первый раз, Альберт ван Дийк каким-то непостижимым образом понял, что должно произойти.