А потом опять зазвучало приветствие автоответчика, зачитанное ее голосом.
Затем тот же сигнал. Вильям разочарованно закрыл глаза и отключился.
Она была недоступна.
Работала и не хотела, чтобы ее беспокоили чертовы людишки, отключающие свои мобильники, и в то самое мгновение он увидел ее снова.
Жанин как раз накрыла ладонью руку Вильяма с целью привлечь его внимание, но он увидел это одновременно с ней. На одном из экранов перед ними квадрат позади текста совсем недавно был черным, а теперь телевизионная картинка появилась на нем опять. И Кристина стояла там с таким же серьезным и профессиональным взглядом, как и раньше, смотря в глаза ему и всем другим, словно она и не исчезала, даже не заметила, что он звонил. В самом центре событий, где, как он знал, она и хотела бы находиться.
Он видел ее.
А она его нет.
И он больше ничего не мог сделать.
Он даже не повернулся, когда одетый в военную форму мужчина шагнул в зал из вестибюля, встал по другую сторону от всех синих стульев и кашлянул, смотря на Франкена.
– Он в зоне, – сообщил военный.
– Инструкции те же, – сказал Франкен.
Мужчина кивнул и удалился, а все другие оставались на своих местах.
Приклеив глаза к экрану.
К Амстердаму перед ними.
Их было двадцать человек в комнате, и все затаили дыхание.
Альберт наконец нашел визитную карточку, набрал номер дрожащими пальцами, надеялся, что он ошибся и звук приближавшегося самолета вовсе не является предвестником беды.
Как только Кристина ответила, попытался перебить ее, но она говорила дальше не слушая, в заранее записанном варианте на языке, который он не понимал.
Черт побери.
И тогда он опустил телефон, закричал ее имя прямо в ночь, прекрасно осознавая, что она не услышит. Но какой у него оставался выбор?
Ничего больше он ведь не мог сделать.
А потом поднял глаза к небу, искал самолет и ждал.
В ратуше время, казалось, жило по своим законам, а секунды не могли решить, приравниваются они к мгновениям или к вечности.
И с одной стороны, неудержимо двигались вперед.
А с другой – были настолько насыщены яркими деталями, отражавшимися в мозгу со всей резкостью, что вроде бы медленно парили вокруг них, как в невесомости.
Коннорс не спускал глаз с Вильяма.
Вильям с Кристины.
А все с экранов.
Секунды приходили и уходили, и каждая представлялась последней перед тем неизбежным, что должно было случиться, не сейчас, но… Пожалуй, сейчас, или сейчас, или сейчас…
Как раз когда Вильям позволил себе перевести дух, поскольку чисто физиологическая потребность в кислороде настойчиво заставляла его сделать это, и с надеждой подумать, что пилот, пожалуй, просто пройдет мимо цели снова, возможно решив не подчиниться приказу, роковое мгновение наступило.
Он увидел, как большое здание за спиной Кристины завибрировало и на долю секунды вспыхнуло белым огнем. И прежде чем он успел понять, что это всего лишь миллиарды крошечных осколков от разлетевшихся повсюду стекол, они уже упали вдоль фасада, а поскольку свет внутри погас, на месте окон остались только черные дыры.
Первой пришла ударная волна и унесла их с собой.
Кристина инстинктивно пригнулась перед камерой, повернулась с целью посмотреть, что, черт возьми, происходит, и Лео видел, как у нее за спиной больница поменяла облик снова, когда пламя от взорвавшейся где-то внутри ракеты вырвалось наружу со всех сторон через образовавшиеся пустоты и, охватив все этажи, спрятало здание за золотистой стеной огня.
Когда Кристина опять повернулась к камере, она прежде всего посмотрела на Лео.
А с другой стороны Европейского континента стоял Вильям и смотрел в глаза своей собственной жене, и внезапно нашлась масса всего, что он хотел бы ей сказать.
И ничего из этого она не имела ни единого шанса услышать.
Не будь взгляд Лео настолько сосредоточен на дисплее, находившемся перед ним, он, пожалуй, увидел бы все вовремя.
Сейчас это стало для него такой же неожиданностью, как и для нее. Хотя, даже если бы он успел сказать что-то, крикнул бы и бросился к ней, подобное уже не сыграло бы никакой роли.
Было слишком поздно.
Легкий вертолет барражировал вокруг больницы в охоте за лучшими кадрами, точно как и они сами, забравшись на крышу отеля. И находившийся в нем фотограф распластался на плексигласовых стеклах, нацелив камеру на здание в надежде зафиксировать хоть что-то из происходившего внутри, о чем бы ни шла речь. Но там все как вымерло. Никто не шевелился, не ходил по коридорам, ни одна тень не изменялась, ни в одном из окон, ни на каком этаже, с какой стороны ни посмотри.
Вероятно, всех заперли в одной части больницы.
Или распространявшиеся на улице слухи, согласно которым все в здании были мертвы, соответствуют истине. Это объясняло, почему никто не отвечал по своим телефонам. Ни пациенты, ни персонал, ни люди, пришедшие навестить своих друзей и близких.