Конец века в Бухаресте

За это время Урматеку успел дойти до пристани. Он стоял теперь у сходней, ожидая парохода. Дунай после снежной зимы был полноводный, мутный. Посреди реки то и дело вздымался могучий водяной гребень и яростно устремлялся к берегу. От стремнины реки до берега добегали только мелкие слабенькие волны, которые и умирали, выползая на песок. Тихо покачивался понтон. И глаза, привыкшие к каменной неподвижности холмов и полей, хотя и уставали от беспокойных волн, все-таки не могли от них оторваться. На этих прыгающих волнах Янку вдруг приметил что-то непонятное, отдаленно похожее на разломанную бочку с торчащими обручами. Он никак не мог толком рассмотреть, что же это такое, белесое и как будто рваное. Когда загадочная бочка подплыла поближе, Урматеку разглядел, что это дохлая корова, вокруг которой пенились бурунчики. Грудь у нее сгнила и прорвалась, торчали одни только ребра. Славный своею вкусной водой, любовно воспетый в песнях, могучий седой Дунай вызвал у Янку отвращение, как только превратился в мутную быстро бегущую воду, волокущую на себе всякую дрянь. Но Янку тут же понял, что можно им и любоваться, но смотреть тогда нужно по-иному, смотреть надо вдаль, туда, где серебро струй играет в ослепительном блеске солнца и, словно старинный почернелый корабль, виднеется неподвижный остров. Разглядывая уже эту картину, он и заметил пароход, появившийся из-за зарослей ветел. Верхняя палуба, запруженная людьми, сияла начищенной медью, и ветерок, который всегда веет над водой не сильно, но непрерывно, развевал австрийский флаг. Рассекая носом желтые волны, взбивая вокруг себя пену, пароход со сдвинутой на корму трубой проплыл мимо пристани, будто намеревался следовать дальше. Потом развернулся и, сбавив ход, остановился возле сходен, слегка покачиваясь на плещущих дунайских волнах. Сначала сошли на берег те, кто садился на ближайших пристанях: мелкие торговцы, крестьяне, тащившие с собой всякую снедь на продажу. Налетевшие грузчики стали растаскивать с прогретой паровыми котлами палубы корзины с черешней, овощами, яйцами, брынзой. В воздухе поплыл тяжелый запах перегоревшего машинного масла. Сошедшая на берег толпа бросилась к крестьянским подводам и нескольким обшарпанным пролеткам, которые рады были отвезти вновь прибывших в город. На пароходе уже почти никого не оставалось из тех, кто должен был сойти в Джурджу, когда Урматеку узнал Буби, стоявшего возле капитанского мостика. Он пополнел, отпустил длинные рыжеватые усы, стал носить золотые очки. Держа в руках пелерину серого цвета, он указывал парню-носильщику на несколько сундуков и кожаных чемоданов, которые нужно было снести на берег. Янку поспешил приветствовать его. Молодой человек ответил радостно, хотя и несколько рассеянно, как это бывает с путешественниками, вернувшимися наконец домой, но все еще продолжающими жить дорожной жизнью, нить которой порвать не так-то легко. Как только все, кто плыл до Джурджу, оказались на берегу, пароход поплыл дальше. Среди внезапно наступившей тишины под палящими лучами солнца на пристани среди багажа молча стояли два человека. Янку исподтишка присматривался с любопытством к молодому барону. Ему хотелось знать, каким он стал с возрастом. Перед ним стоял вполне взрослый человек, а это имело весьма важное значение для Янку, думавшего о том, как поведет себя молодой барон, какие у него замыслы и не изменится ли коренным образом вся жизнь старого барона. Одним словом, он хотел бы знать, теряет или выигрывает он с приездом Буби. Неожиданный облик новоприбывшего несколько обеспокоил его. Уже не было былой неловкой суетливости, смущенных вопросительных взглядов, когда мальчик как бы испрашивал одобрения или помощи. Плавные, округлые жесты говорили о том, что молодой человек вполне уверен в себе, и, возможно, свидетельствовали о воле, пока еще неведомой Янку.

Предложение пойти пообедать прервало затянувшееся молчание. По дороге к маленькому ресторанчику, расположенному на окраине города под развесистыми ветлами, Буби расспрашивал об отце, дяде Штефане, домнице Наталии, всегда вызывавшей его восхищение и почти сыновнюю любовь. Перед тем как сесть за стол, Янку решил осторожно выяснить отношения. Все еще стоя, он весьма вежливо спросил:

— Со мною, господин барон, невестка! У нее тут в городе родственник, вот я и взял ее с собой. Можно и ей пообедать вместе с нами?

— Да, конечно, да! Пригласи ее!

Урматеку показалось, что быстрая и весьма живая реакция Буби о чем-то говорит.