– Очень много лет назад я был другим – открытым, веселым, амбициозным, подающим большие надежды магом. Мы с Экреном дружили чуть ли не с пеленок. Он был силен в теории, в заклинаниях, истории их возникновения и создании новых. Я был практиком. Как ты понимаешь, мы отлично дополняли друг друга. А еще мы были одинаково безрассудны. Нас ослепляла сила, наши способности и, не буду врать, некая вседозволенность. И я, и мой друг были отпрысками сильнейших и древнейших родов Алададриэна. Мы считали себя неуязвимыми, самыми умными и самыми талантливыми. Отсюда дерзость и даже наглость, за которую нам нередко выносили строгие выговоры.
– Многие молодые люди ведут себя подобным образом, когда за ними стоит кто-то более сильный. Это не редкость и в Аладе, – заметила я, желая хоть немного сгладить этот тяжелый момент откровения.
– Да, – вновь усмехнулся он, – но мы не стояли на месте. Мы проникали в святая святых магического совета, без разрешения ворошили древние книги, использовали запрещенные заклинания. И каждый раз выходили сухие из воды. Моя мать, несмотря на всю свою строгость, пыталась сохранить лицо. Она наказывала меня, давая понять, что закон есть закон и его необходимо соблюдать, но из передряг все равно вытаскивала.
– Каким был Экрен? – спросила я.
Итан вскинул голову и взглянул мне в лицо. Его глаза наполнились печалью, но губы растянулись в легкой улыбке.
– Неугомонным, полным жизни, желания открытий. Он мечтал о том, чтобы магия была вседозволенной, доступной одинаково для всех, неограниченной. Нет, не подумай, Экрен с уважением относился и к людям, никогда не хотел их ущемлять, подавлять или что-то в этом духе. Не в этом была его цель.
– А в чем тогда?
– Не знаю, как объяснить.
Итан поднялся на ноги, обошел кресло, взъерошил растрепавшиеся волосы и положил ладони на спинку.
– Экрен горел магией, болел ею, он ее боготворил и превозносил над всем остальным. Он постоянно хотел колдовать, хотел познавать новые возможности и грани, хотел раздвигать границы возможного. Поэтому часто он создавал заклинания, а я их использовал. Нам вдвоем было хорошо.
На какое-то время Итан затих, то ли он вспоминал дорогого друга, то ли ту, что разрушила этот союз.
– Как вы встретили Ребекку? – спросила я, когда молчание затянулось.
– Мы часто общались с людьми. Как ты знаешь, Алададриэн был един, мы зависели друг от друга, жили в согласии. Баловства ради мы с Экреном иногда устраивали представления, колдовали на публику. Признаться, восторг в глазах людей опьянял, от него было сложно отказаться. Ребекка приехала с подругами в Маалон, столицу Алададриэна, и там впервые увидела магию, которую мы творили с другом. Она была поражена настолько, что отважилась подойти. Так все и началось.
– Ты влюбился, – с замиранием сердца пробормотала я.
– Да, – резко поднял голову он. – Влюбился без памяти. Голову потерял. Это было похоже на безумие от начала и до самого конца. Ребекка умела говорить, она затуманивала разум сладкими речами о моей силе, о красоте и власти, которую я могу иметь. Она дарила мне ласки в постели, всегда была щедра на них, была искусна. Я тонул в ее любви и все больше поддавался страсти.
Я прикусила нижнюю губу изнутри, чтобы сдержать эмоции, одолевавшие меня. Слушать о страсти и любви Итана было более чем неприятно.
– Прости, – сказал он, словно почувствовав это, – но я решил быть полностью откровенным, чтобы ты понимала, чем были продиктованы мои поступки. Чтобы ты не смела оправдывать меня. Прозвучит грубо, но я желал Ребекку всегда и везде. Ради ее ласк я был готов на что угодно. Готов был убить любого, кто посмеет просто посмотреть на нее. Она принадлежала мне, а я ей. Так я считал, во всяком случае.
Итан вновь опустился в кресло и закрыл лицо руками. Он выглядел усталым и глубоко несчастным. Я подавила порыв взять его за руки и утешить.
– Она не сразу начала говорить о своей жажде. Сначала лишь просила колдовать рядом с ней, и ее желания были все изощреннее и изощреннее. Экрен тоже поддавался на ее уговоры, поскольку Ребекка оказалась намного смелее нас. Она спрашивала обо всем на свете и вскоре знала уже все об устройстве нашего мира, о правилах, законах и возможностях. Ребекка узнала о силе Улиэндера, и это сразило ее. Я все чаще находил свою любимую завороженно застывшей возле святыни Алададриэна. Что за мысли одолевали ее в тот момент? Я должен был задуматься, но я был слеп.
Я пораженно взирала на Итана и никак не могла понять, как одна женщина может иметь столько власти над мужчиной? Что в ней было такого, что лишало его способности здраво мыслить? Только лишь ласки? Постельные утехи? Возможно, я слишком мало знаю о них, чтобы понять. Моя близость с Робертом была не так прекрасна, как мне представлялось. Да и он вряд ли обо мне когда-нибудь скажет хоть что-то, напоминающее слова Итана о Ребекке.