Конфликты в Кремле. Сумерки богов по-русски

Согласно этим материалам, на начало января 1940 года в лагерях Главного управления НКВД по делам военнопленных и интернированных в Осташкове Калининской области, Козельске Смо­ленской области, Старобельское Ворошиловградской области находилось около 14 тыс. бывших польских граждан из числа офицеров армии и флота, сотрудников полиции и жандармерии, во­енных и гражданских чиновников, различного вида агентуры, а также военного духовенства.

Все эти лица (приказ НКВД № 00117 от 1939 года) не подлежали освобождению и отправке на родину. Вопрос об их судьбе рассматривался в несколько приемов. Имеются документы с резолюциями Берии и Меркулова ускорить следствие, подготовить мате­риалы на бывших работников карательных органов и разведки к рассмотрению на Особом совещании при НКВД СССР.

В апреле—мае 1940 года содержавшиеся во всех трех лагерях лица были этапированы в распоря­жение различных областных управлений НКВД. Списки составлялись централизованно и имели общую систему нумерации, каждый из них вклю­чал в среднем 100 человек, поступали регулярно, иногда по 4—5 списка в день. Об отправке еже­дневно докладывалось в Москву. Из числа этапи­руемых предписывалось исключать агентов-осве­домителей и лиц, представляющих оперативный интерес. В отличие от практики обычного переме­щения заключенных, начальником лагерей дава­лось указание в карточках на убывающих делать отметки лишь в лагерной картотеке («убыл по списку №... такого-то числа и месяца») без высыл­ки учетных карточек в центр.

Перед началом акции было дано распоряжение о введении почтового контроля и об изъятии всей входящей и исходящей корреспонденции. Запре­щалось давать какие-либо ответы на запросы о со­держащихся в лагерях. Все лагерные сотрудники были предупреждены о «хранении в строгом сек­рете места отправки» контингента.

После завершения акции все «дела» на выбыв­ших из лагерей интернированных были «закон­чены, надлежаще оформлены и сданы в архив 1 спецотдела НКВД». На новые контингенты, при­бывающие в лагеря, предписывалось завести «по линии учета и режима абсолютно новые дела». Позднее материалы Козельского и Осташковско­го лагерей были высланы для хранения в Главное управление, а материалы Старобельского лагеря уничтожены. Лица, содержавшиеся во всех трех лагерях до апреля—мая 1940 года, в статистичес­ких отчетах в дальнейшем не фигурировали.

Козельский и Старобельский лагеря впоследст­вии использовались для содержания лиц польской национальности, вывезенных из западных областей Украины, Белоруссии и Прибалтики. Причем све­дения о прежнем контингенте этих лагерей от них тщательно скрывались. Здания Осташковского ла­геря в августе 1940 года были переданы краеведчес­кому музею.

Таким образом, документы из советских архи­вов позволяют даже в отсутствие приказов об их расстреле и захоронении проследить судьбу интер­нированных польских офицеров, содержавшихся в лагерях НКВД в Козельске, Старобельске и Осташкове. Выборочное пофамильное сопостав­ление списков на отправку из Козельского лаге­ря и списков опознания, составленных немцами весной 1943 года во время эксгумации, показа­ло наличие прямых совпадений, что является доказательством взаимосвязи наступивших со­бытий.

На базе новых документальных фактов советски­ми историками подготовлены материалы для пуб­ликации. Некоторые из них уже утверждены ред­коллегиями и приняты в производство. Выход в свет планируется на июнь—июль.

Появление таких публикаций создавало бы в из­вестном смысле новую ситуацию. Наш аргумент — в госархивах СССР не обнаружено материалов, раскрывающих истинную подоплеку катынской трагедии, — стал бы недостоверным. Выявленные учеными материалы, а ими, несомненно, вскрыта лишь часть тайников, в сочетании с данными, на которые опирается в своих оценках польская сто­рона, вряд ли позволит нам дальше придерживать­ся прежних версий и уклоняться от подведения черты. С учетом предстоящего 50-летия Катыни надо было бы так или иначе определяться в нашей позиции.

Видимо, с наименьшими издержками сопряжен следующий вариант:

Сообщить В. Ярузельскому, что в результате тщательной проверки соответствующих архивохра­нилищ нами не найдено прямых свидетельств (при­казов, распоряжений и т. д.), позволяющих назвать точное время и конкретных виновников катынской трагедии. Вместе с тем в архивном наследии Глав­ного управления НКВД по делам военнопленных и интернированных, а также Управления конвойных войск НКВД за 1940 год обнаружены индиции, ко­торые подвергают сомнению достоверность «докла­да Н. Бурденко». На основании означенных индиций можно сделать вывод о том, что гибель поль­ских офицеров в районе Катыни дело рук НКВД и персонально Берии и Меркулова.

Встает вопрос, в какой форме и когда довести до сведения польской и советской общественнос­ти этот вывод. Здесь нужен совет президента РП, имея в виду необходимость политически закрыть проблему и одновременно избежать взрыва эмоций.

Прошу рассмотреть.

Приложение 14. МАТТИАС РУСТ