Конфликты в Кремле. Сумерки богов по-русски

Перестройкой давался шанс к осознанию каждым самого себя, своего места в прошлом, роли в настоящем, назначения в будущем. Гласность была призвана оказать этому великому делу неоценимую помощь, и она могла бы сделать это, твердо держась выверенных фактов и не предаваясь эмоциям или сведению счетов. Конечно, шанс превращается в реальность не ожиданием дела и не обещанием дел, но единственно через их совершение. И не просто совершение. Если не знать, что чему должно предшествовать и за чем следовать, проку не быть. Оглядываясь на последние десять – двенадцать лет и сопоставляя сказанное с содеянным, не перестаешь поражаться склонности политиков к алогичным действиям и поступкам. Как будто все или без малого все намеренно делалось шиворот-навыворот.

Перестройка открылась констатацией: система, общество, страна в опасно запущенном недуге. Напрашивался вопрос: на ком ответственность за случившийся, как утверждалось, сбой? Что на чужаков вешали – малоинтересно. Какие познания вынесли наружу раскопки в самих себе – это куда существенней. Вскорости доморощенный злодей сыскался – Л. Брежнев. Он кругом виновен: за «застой», за разлад снабжения и торговли, за коррупцию в госаппарате, за интервенцию в Афганистан. Л. Брежнев, оказывалось, особенно нашкодил после 1975 года, когда существовал по милости врачей, царствовал, но не правил.

На сей счет у меня состоялось письменное объяснение с М. Горбачевым. Я счел своим долгом сделать представление по поводу не столько развенчания покойного генсека, сколько отсутствия хотя бы намеков на роль здравствовавших в ту пору его сподвижников. Как-никак они восемь лет руководили страной от его имени. Некоторые из регентов удостоились быть названными в записке по имени, остальные, включая М. Горбачева, шли под псевдонимом «и другие». Вы, читатель, правильно подумали – отец перестройки не пришел в восторг.

Пусть виноват Л. Брежнев. Восемь лет терпел, что за его спиной обделывались всякие комбинации. Потерпит еще. Но не следовало ли М. Горбачеву пойти несколько дальше совместной с Э. Шеварднадзе клятвы исключить «на будущее» решения, не опробированные полным составом Политбюро, и позаботиться о том, чтобы таковых не было за спиной партии? И вслед еще один подвопрос: насколько в принципе может быть эффективной и устойчивой система, формально завязанная на монопартию, а в действительности на вознесенную над всеми и вся должность, отдававшуюся (с одним известным изъятием) в пожизненное владение некоей персоне и зависевшую всецело от ее наклонностей и причуд?

Партия – это не пчелиный улей. Иначе говоря, единственно верной увертюрой перестройки должна была быть глубокая реформа партии снизу доверху, превращение ее из организации, аукающей генеральному секретарю и обслуживающей его, в институт, поставленный в непрерывной связи с живой жизнью генерировать свежие идеи. М. Горбачев предпочел, однако, другой сценарий. Сначала чистка партаппарата, расстановка, как полагал генсек, верных ему кадров. Затем вторая селекция. За 1985–1990 годы краевые звенья поменялись трижды. Пошло ли это на пользу М. Горбачеву или больше – Е. Лигачеву?

1988 год – год смены вех, год решающих – по убеждению многих, роковых – перемен. КПСС возвратила властные функции Советам разных уровней. Нужная реформа, и крайне серьезная. Она предполагала самую тщательную подготовку, ибо Советы за десятилетия их вождения на помочах разучились самостоятельно ходить. К тому же в их распоряжении не было ни специалистов, ни материальной базы. Правление Советам предстояло начинать с нуля. Партия, таким образом, обосабливалась от государственных обязанностей, не позаботившись, пока расправит плечи дееспособный преемник. Открылась полоса безвластия.

Если бы авторы плана с плакатным названием «Вся власть Советам!» сегодня объявили, что хаотический переход из одного состояния в другое вызывался ими намеренно, в расчете на разоружение и партии, и Советов, я лично не удивился бы. Еще меньше поразило бы меня признание, что вся «реформа политической системы» 1988 года затевалась для нейтрализации предрекавшегося сопротивления в партии усилению режима личной власти М. Горбачева в противовес всем прочим государственным и общественным надстройкам и пристройкам.

Облагораживание советской действительности в отрыве от перелома в сознании? Такого, на мой взгляд, быть не могло. Либо будет четко обозначен берег, от которого отправляется корабль, и координаты нового порта приписки, либо болтаться этому кораблю без руля и ветрил в надежде, что течением его куда-то прибьет.

Сталинизм не просто тенью преследовал нас. Он сидел в порах самого склада жизни, в гипертрофировании государственности, противном отдельному человеку и обществу в целом, в антидемократическом централизме, наделявшем верховного владыку качествами божества.