Конфлизм

Внутренности камеры озарила вспышка сиреневого света. В центре возник «мыльный пузырь» реакции преобразования камерного объёма пространства в пятимерную субстанцию (если отвлечься от теоретических споров о номере измерения), и тут же сработали защитные экраны «мерина», запустив вокруг камеры танец множества электрических змеек-молний.

«Мыльный пузырь» внутри зоны реакции слегка просел, сжимаясь и начиная пульсировать, однако этот процесс длился недолго. Набрав зеркального сияния, сфера лопнула, и её ручьи – струи осколков – пронзили стенки камеры и ворвались в бункер лаборатории.

Во время развёртки четвёртого измерения Тимофея не сразу забросило на Луну. Сначала он пережил каскад необычных синэргетических ощущений с заменой категорий «сладкое» на «яркое» и «горячее» на «твёрдое». В нынешнем подключении сознания к миру чувственных аберраций было больше гулких сотрясений, скрутивших тело, и почти полное растворение в тумане понятий «близко-горячо» и «холодно-остро». Мало того, наступила невесомость, будто физик начал падать в пропасть с космической высоты. Тимофей едва сдержал изумлённый крик: в первое же мгновение взрыва «мыльного пузыря» его перенесло в космос!

Он оказался на выступе странного сооружения причудливой формы, геометрию которого можно было отразить разве что физическим термином «фрактал Калаби-Яу». Именно такими земные физики и художники видели квантовые объекты уровня планковских длин, свёрнутые во фрактальные композиции. Выступ, на котором очутился Тимофей, можно было бы назвать конифолдом[7], если бы не его размеры: высота выступа была, по оценке путешественника, не меньше сотни метров.

Цвет этого метаконифолда менялся от платинового до золотого, отчего он казался глыбой металла. Находясь на его вершине, Тимофей смог оценить и размеры всего струнного объекта под метаконифолдом, состоящего из сростка прямоугольных жил-коробов толщиной с тело человека. Чем-то он напоминал псевдоминарет, встретившийся Тимофею на Луне во время развёртки четвёрки, только в этом мире он лежал горизонтально и стал длиннее, уходя сужающимися концами в бесконечную тьму космоса. Впечатление линии связи, своеобразного кабеля между мирами, здесь было сильнее.

Тимофей переступил с ноги на ногу (мысленно), и выступ конифолда под ним превратился в конус, приобретая форму космического корабля! Усиливала это впечатление и вязь углублений, напоминающих люки, и рёбер на обшивке корабля, складывающаяся в технологический узор.

Тимофей хотел было наклониться и рассмотреть углубления поближе, но стоило ему шевельнуться, как пространство изломалось прозрачно-зеркальными сколами, разбиваясь на крупноячеистую пену, и он оказался на снежно-ледяной и каменистой, изрезанной кратерами глыбе, одной из тысяч, представляющих собой необозримое поле, вернее пояс, загибавшийся вправо и влево и освещённый гигантским серо-голубым, с жёлтыми и розовыми пятнами, пушистым шаром.

Лишь спустя несколько секунд ошеломлённый путешественник понял, что видит перед собой Сатурн. Пояс ледяных и каменных глыб таким образом являлся кольцом гигантской планеты. Освещённое далёким оком Солнца и отсветом планеты, оно двигалось широким потоком через космос, давая возможность пассажиру полюбоваться невероятной панорамой.

Через несколько мгновений Тимофей осознал, что пучок прямоугольных стержней, объединяющихся в «струну», не исчез. Он пронизывал глыбу, уходя вниз и вверх в невообразимые дали, словно канат, соединяющий «верхнюю небесную сферу» с такой же нижней.

– Жесть! – прошептал физик, всё ещё ощущая падение: вес не возвращался.

Откуда-то из глубин космоса донёсся тихий женский голос:

– Мирон Юльевич… выходите…

– Рано! – ответил ему тихий мужской.

Тимофей автоматически шевельнул рукой (запасная кнопка аварийной остановки «мерина» была установлена на его консоли), и его снова швырнуло в туман виртуальных геометрических пересечений, образующих «пену» пространства и перепутанных чувств.

На этот раз беспамятство длилось ещё дольше, а очутился путешественник по пятёрке внутри бесконечного светящегося тоннеля. Стенки тоннеля показались ему сложенными из прямоугольных труб. Пришла мысль, что он выпал внутри струны-псевдоминарета, на внешнем корпусе которого оказывался не раз.

Тела своего физик не видел, однако органы чувств продолжали служить хозяину, и Тимофей ощущал себя сидящим в кресле и одновременно висящим по центру тоннеля в горизонтальном положении. Боясь нарушить это хрупкое равновесие, он попытался оглядеться, не поворачивая головы и даже не вращая глазами. Со второй попытки он уже приноровился к положению «живого виртуального трупа».