Конфуций

Конфуций умер, оплакиваемый учениками. Мало кто, кроме них, понимал в то время силу и значимость его учения. Однако со временем, и прежде всего стараниями учеников и их учеников, а также из-за менявшейся обстановки в самом Китае ситуация становилась иной. Отредактированные и интерпретированные вновь в конфуцианском духе древние сочинения, равно как и заповеди самого учителя, превращались в освященные традицией каноны, знание которых и уважение к которым впитывались с молоком матери. Удачно сочетавшееся с преданиями старины, нормами почитаемой древности учение Конфуция завоевывало все новые и новые позиции в древнекитайском обществе. Оно постепенно превращалось в главное содержание образования подрастающего поколения, ему все более благосклонно внимали и власть имущие.

Путь конфуцианства к положению господствующей в стране доктрины не был легким. Соперниками этой доктрины были представители альтернативных идейных течений — монеты, даосы, легисты. Понадобились усилия таких гигантов древнекитайской мысли, как Мэн-цзы и Сюнь-цзы, живших полтора- два века спустя после Конфуция, чтобы несколько видоизмененное и заново приспособленное их усилиями к новым условиям конфуцианство не только выдержало все нападки соперников, но и окрепло в этой борьбе, став учением номер один. И, наконец, уже после крушения гигантского легистского эксперимента с династией Цинь, когда на рубеже II в. до н. э. к власти пришла династия Хань и со всей остротой встал вопрос о государственной идеологии новой империи, настал час триумфа. С именем советника наиболее известного ханьского императора Уди — Дун Чжуншу — связано превращение конфуцианства в официальную государственную доктрину, дожившую практически до XX века. Вместе с трансформацией конфуцианства возвеличивался и образ великого учителя, со временем — и небезосновательно — начавшего восприниматься в качестве некоронованного духовного властителя Китая.

Учение Конфуция, конфуцианство, на протяжении веков заметно преобразило Китай, во многом изменило облик страны и народа, а это выпадает на долю далеко не каждой доктрины. Но важно четко представлять, что начиная с Хань пути учения Конфуция и официального конфуцианства уже достаточно заметно расходились, а все расширявшуюся пропасть между ними заполняли не вписывавшиеся в идеалы учителя, но приспособившиеся к ним реалии. Конечно, Конфуций оставался Конфуцием, имя его было знаменем, слово — законом, мнение — истиной, не требующей доказательств. Но высоким знаменем все чаще прикрывались умелые приспособленцы, каждое слово подвергалось подходящей к данному случаю интерпретации (в этом деле конфуцианские начетчики достигли недосягаемых высот), а высказанные великим учителем суждения порой превращались в пустую форму с выхолощенным содержанием (хотя при этом нельзя недооценивать того, что и в таком виде конфуцианская форма значила немало и делала свое дело).

Следует ли из всего этого, что нужно решительно отделить Конфуция от конфуцианства я говорить только о самом философе и его учении в чистом виде? И да, и нет. Да — потому, что важно показать, кем же был все-таки сам Конфуций и чему он учил. Нет — ибо без оценки роли учения Конфуция, то есть конфуцианства, в истории Китая говорить об учителе и его доктрине практически невозможно, бессмысленно. Видимо, следует в данном случае выбрать компромиссный путь и, противопоставив Конфуция более позднему официальному конфуцианству, подчеркнуть тем не менее все то, что осталось от доктрины учителя в официальной идеологии и что при этом сыграло важную, а порой решающую роль в жизни страны и народа на протяжении тысячелетий.

Прежде всего это основа основ его учения, социально-семейная этика. Культ сяо с четко и в деталях расписанной нормой поведения младших и старших в семье и обществе в сочетании с культом предков и невиданными в других обществах по длительности и широте охвата родственников разных категорий правилами траура оказали огромное регулирующее и дисциплинирующее воздействие на каждого китайца. Если добавить к этому остальные правила — ли, четко фиксировавшие варианты поведения достойного человека едва ли не в любой мыслимой житейской ситуации и впитывавшиеся миллионами жителей Поднебесной чуть ли не с молоком матери, то ситуация станет еще яснее. Уже с Хань и особенно после распространения свода китайского церемониала, канонической книги "Лицзи", составленной в начале нашей эры, все слои китайского населения, но в наибольшей степени социальные верхи, не просто жили по правилам — ли, но вынуждены были тщательно соблюдать диктуемые ими нормы внешней учтивости — те самые китайские церемонии, которые дожили до наших дней и сыграли огромную роль в формировании национального характера и поведения китайцев.