Конфуций за 30 минут

Примечательно, что само написание иероглифа жэнь никак не связано с моральным фактором, зато непосредственно указывает на какую-то посредническую роль между небом и землей. Иероглиф "жэнь" записывается как графема "человек" слева и "два" справа; таким образом, человек здесь явно олицетворяет посредническую или, скорее, объединительную функцию между Небом и Землей, образуя в совокупности священную триаду Небо-Человек - Земля. Это можно понять как изображение человека, соединяющего собой Небо и Землю, как аналог "мирового древа" или "мировой оси".

Именно человек позволяет Небу совокупляться с Землей, он канал небесных эманаций, благодатных энергий (дэ), которые снисходят на Землю. Перед нами - очевидное изображение посреднической функции мага и медиума. И именно это свойство жэнь и является основным, что отличает цзюньцзы от остальных людей. Кстати, здесь же становится понятным понимание Мэн-цзы жэнь как особой способности "установить связь между родственниками" - родственниками, ныне живущими, и их предками в загробном мире.

Таким образом, жэнь - это способность установить через себя связь между Небом и Землей, опосредовать собой, своим внутренним состоянием связь с ушедшими предками.

Однако далеко не каждый человек способен осуществлять медиативную функцию между Небом и Землей, т. е. обладает жэнь. Но вот поразительный факт: Конфуций признается, что ни совершенномудрый человек, ни благородный муж - цзюньцзы ему в жизни не встретились (VII, 26). И в данном случае цзюньцзы оказывается именно идеалом традиции, абсолютным обладателем могущества-жэнь, который уже не встречается в реальной жизни.

Примечательно, что жэнь, в отличие от многих других качеств, нельзя обучиться, его можно именно получить, достичь, воспринять: "Разве жэнь далеко от нас? Стоит устремиться к жэнь - и жэнь тотчас приходит". Примечательно, что жэнь не приходит из воспитания, столь ценимого Конфуцием, воспитание лишь открывает канал для этого жэнь. Как-то Конфуций обмолвился, что самые добродетельные люди древности, Бо И и Шу Ци, "искали жэнь и обрели жэнь" (VII, 15).

Это особое мистическое чувство, подобное переосмыслению и переощущению всего предшествующего опыта. Не случайно мудрецы учат именно "вызреванию" человеколюбия внутри человека, а отнюдь не привитию его. Мэн-цзы замечает: "Пять злаков (т. е. рис, два типа проса, пшеница и бобы. - А. М.) являются наилучшими из всех. Но если же они не вызревают, то оказываются еще худшими, чем даже чертополох. Таково и человеколюбие - достигается оно, лишь [окончательно] созрев".

Как видно, именно к "человеколюбию", к "любви к людям" жэнь отношения не имеет, это, скорее, "способность к посредничеству", которая и характеризует истинного цзюньцзы. Сам же цзюньцзы, разумеется, не "благородный муж", но медиатор между священными силами Неба и земными делами. Собственно, Конфуций считал, что цзюньцзы выполняет важную миссию установления ритуального диалога между Небом и Землей через свою способность жэнь: "Ибо ноша его тяжела, а путь долог. Он считает жэнь своей ношей - разве это не тяжело? И лишь со смертью его путь подходит к концу. Так разве не долог ли он?" (VIII, 7).

Одному из учеников не удалось уловить смысл высказывания Учителя, и тогда Конфуций уточнил: "Воспитывать прямоту и избегать искривлений. И тогда можно кривое выпрямить". Жэнь - отнюдь не "качество для себя", для удовлетворения собственного тщеславия, но именно "для исправления кривого", т. е. для служения людям. И в этом смысле оно может трактоваться как "человеколюбие".

Чтобы достигнуть жэнь, действительно нужен нравственный подвиг, который может потребовать от благородного мужа даже пожертвовать собой. Пожертвовать, но не унизиться. Некий Цзай Во спросил Конфуция:

- Если человеку, что обладает жэнь, скажут, что это жэнь - в колодце, последует он за ним или нет?

- Благородный муж-цзюньцзы может уйти, но не может пасть, он может даже показаться обманутым, но обманутым не будет, - ответил Конфуций.

Очевидно, что под жэнь подразумевается отнюдь не моральная категория, а мистическое переживание, которое в буддийской культуре называется освобождением "цзе", в даосской - озарением (мин, у) и свидетельствует о наступлении измененного состояния сознания. Поскольку человеколюбие есть один из основных признаков "благородного мужа" конфуцианства, то оказывается, что цзюньцзы и есть человек, переживший мистическое озарение и заново осмысляющий этот мир уже как пространство мистического опыта. Разумеется - и это неоднократно подчеркивают и Конфуций, и Мэн-цзы - цзюньцзы может болеть, переживать и даже сомневаться. В этом он абсолютно реалистичен и вновь прагматичен в отличие от даосского мифологического идеала бессмертных, выросших из практики вполне реальных медиумов и шаманов.

Слово, оставленное Учителем: "Лунь юй"