Конго глазами художника

В две минуты горшок наполнялся очищенными бананами; крышку заменяли зеленые листья. Когда бананы от варки делались желтыми и пористыми, Ндото перекладывала их в корыто и разминала деревянным пестом. Корыто прижималось к земле большими пальцами ног, для этого на нем были две ручки-опоры. Готовое блюдо делилось на порции, которые завертывали в зеленые листья. В таком свертке банановое пюре долго не остывало.

Итак, мы с Нзиколи были гостями семьи Кинтагги. Нзиколи не перегружал себя работой. Просто поразительно, как он умел заставлять других работать за себя, причем я так и не смог разобраться, каким образом он с ними рассчитывается. Возможно, он умело использовал вес, который приобрел в глазах соотечественников, став моим сопровождающим. Так или иначе, у него оставалось предостаточно времени для своих дел. И когда Нзиколи не был занят продажей сережек и помады женщинам, он обычно вел негромкие беседы с жрецами и деревенскими старостами.

У Ндото была подруга — соседка Нганда. Участки майяки и арахиса, где они каждый день трудились, граничили. Обе отличались веселым и бойким нравом, их смех и разговор неизменно были слышны издалека.

Однажды подруги для разнообразия отправились ловить рыбу в речушке за деревней. И принесли в корзине несколько рыб, — смахивающих на плотву, скользких усатых вьюнов и кучу раков. Способ лова был простой, но действенный. Они попросту перегораживали часть речушки и вычерпывали воду. После этого оставалось только собирать судорожно бьющуюся рыбу.

Ндото удивленно посмотрела на меня, когда я попросил ее сварить для меня раков в соленой воде. Другим она приготовила своего рода уху из раков, рыбы и пальмового масла, щедро приправленную перцем.

Раки были хотя и меньше шведских, но на редкость вкусные. Увидев, какое удовольствие они мне доставили, женщины стали почти каждый раз готовить для меня раков. Для этого им приходилось раньше обычного закапчивать работу в поле, чтобы до темноты поспеть еще и на реку. Вот уж не ожидал, что обед в деревне бакуту будет для меня начинаться с раков и стакана пальмового вина! Правда, так было только в Умвуни, но в других деревнях нашлись свои деликатесы, ничуть не уступавшие ракам.

Пальмовое вино кисло-сладкое, довольно терпкое на вкус, но освежающее и приятное, если пить его совсем свежим. Долго хранить его нельзя, уже на второй день оно прокисает, а на третий превращается в настоящий уксус. Заготовка вина — одно из многих повседневных дел. Рано утром, когда земля еще окутана сырой мглой, жена с корзиной и мотыгой отправляется в поле, а муж с пустыми калебасами и поясом для лазанья идет к своим «винным» пальмам. Накануне, в стволах делают засечки, а под ними привязывают калебасы, в которые и набирается сок. Утром калебасы опорожняют. Засечка чаще всего делается высоко, под самой кроной. Обхватил поясом из плетеного ротанга себя и ствол и лезь на высоту восьми-десяти метров.

Мужчины, которые, словно исполинские пауки, медленно карабкались вверх по пальмам, были обычным утренним зрелищем. Часто — чересчур часто — они падали и разбивались насмерть или сильно калечились.

Однажды утром, когда мы с Нзиколи тихо и мирно попивали свой кофе, с улицы донеслись шум и гомон. По деревне бежал мальчишка и что-то кричал с отчаянием в голосе. Лицо Нзиколи из удивленного стало суровым.

— Его отец упал с пальмы. Мальчик кричит: «Он убился! Он убился!»

Собрался народ, мальчишка, заливаясь слезами, указал на тропу, ведущую к масличным пальмам. Все ринулись туда и пропали в высокой траве. Деревню сковала тяжелая тишина. Дети бросили свои игры, всякая деятельность прекратилась. Потом снова послышались крики. С поля прибежала жена упавшего. Громко причитая, она поспешила следом за другими.

Я не знал, как себя вести. Чувствовал себя слишком чужим, чтобы вмешиваться. И только передал через Нзиколи, что могу, если понадобится, тотчас отвезти пострадавшего в миссионерский диспансер.

Деревня замерла в немом ожидании. Первой вернулась жена. Прибежала на деревенскую площадь и начала с истошным криком кататься по земле. Она рвала на себе волосы и одежду, мазалась землей и песком.

Затем показались четверо мужчин с наспех сделанными носилками. Следом молча шла мрачная толпа. На носилках лежал покойник. Перелом позвоночника. Заношенная белая рубашка и набедренная повязка были облиты пальмовым вином. Жена, причитая, упала на мертвого мужа. Ндото и другие женщины силой подняли ее на ноги, постепенно успокоили и увели в дом.

Туда же внесли покойника в гробу, который в два счета сколотил деревенский столяр. Дали знать родным и близким в соседних деревнях. Весь день к дому шли люди. Ближайшие родственники проходили внутрь, к жене покойного. Звучали нескончаемые громкие причитания.

Другие гости устраивались на улице. Женщины от дельно: печальные лица, глухие рыдания… Мужчины рассаживались вокруг костра. Как ни странно, они вовсе не были настроены трагически. Громко смеялись, переговаривались, словно бы и не слыша женских стенаний. Возможно, мужчин взбадривало прилежное употребление пальмового вина.