Конго глазами художника

Семь тысяч… Изрядная сумма для моей кассы. Но я бы согласился, даже если бы пришлось отдать все до последнего франка! Тем не менее я напустил на себя озабоченный вид и выдержал паузу.

— Ладно, идет.

Мне повезло, что удалось собрать вместе всех трех братьев и вождя. Без этого, уверял Кинтагги, сделка не состоялась бы. Борода был главой рода, его слово все решало, если братья и вождь не возражали.

— Но они говорят, что тебе придется самому забрать ниомбо с могилы. Они не смеют трогать куклу.

Родственники стали в круг на почтительном расстоянии. Чувствовалась какая-то неловкость… Но ведь согласие получено, сделка заключена, чего же тут колебаться. Я подошел к могиле. Ее окружала оградка из пальмовых ветвей, протиснуться можно было только с одной стороны. Кукла сидела в головах, на алтареподобном возвышении из глины. Так что мне предстояло пройти по могиле во всю ее длину.

Я медленно двинулся вперед. Царила мертвая тишина, у меня было такое чувство, что все затаили дыхание. На полпути земля под моими ногами разверзлась, меня окутало облако пыли, и я провалился в яму до подбородка. Зрители дико завопили, им, конечно, показалось, что меня втащил в могилу покойник. В первую секунду я здорово испугался, но тут же выкарабкался наверх, схватил ниомбо и пулей выскочил из ограды. Все бросились ко мне и засыпали меня вопросами: не пострадал ли я, сказал ли покойник что-нибудь, не пытался ли он меня удержать. Естественно, я пережил некоторое потрясение, но вообще-то все объяснялось очень просто. Над могилой поработали термиты, оставив лишь тонкий слой земли сверху.

От Кинтагги я узнал, что местные жители рады будут расстаться с ниомбо. Здесь давно уже считают, что кукла приносит несчастье деревне, но никто не смел ее убрать — как бы покойник не покарал их с того света.

Корзинщик, который помог нам совершить сделку, не замедлил воспользоваться случаем и навязал мне еще пяток корзин. Так что теперь у меня было десять корзин (одиннадцать, если добавить мутете Нгомо) и ниомбо. Если все это тащить с собой в Кимбу, придется самому стать продавцом корзин! Проблему решил мальчуган, который привел нас к могиле. Он вызвался за пятьдесят франков отнести корзины в ту деревню, где остался Нзиколи. Я заплатил ему сразу. Нгомо уложил ниомбо в свою мутете, и мы пошли дальше в сторону Кимбу.

Под вечер мы достигли реки Ндуо. Она оказалась почти такой же широкой, как Лали. Кимба лежала на противоположном берегу, за пышными манговыми деревьями. Мы спустились к воде, увязая в рыхлом песке. Чуть поодаль, зачаленная провисшей лианой, приткнулась к торчащему из воды бревну черная лодка. В белых лучах солнца тихо текла темная река, над самой водой носились стрекозы.

Под жиденьким деревцем, на единственном клочке тени, сидели двое мужчин. Один из них, тощий верзила в рваных брюках на подтяжках, неохотно поднялся и медленно подошел к нам. Вид у него был хмурый и недовольный, словно ему помешали делать важное дело. Сладковатый запах пальмового вина выдал, чем они были заняты. Его товарищ был не в силах оторваться от земли и продолжал лежать под деревом кучей белого тряпья.

Не могут ли они нас перевезти? Почему же, можно… Хмурый с великим трудом заставил своего товарища встать, и они подтянули к берегу прогнившую долбленку, залатанную кусками жести. Несмотря на заплаты, лодка протекала, мы стояли по щиколотку в воде. Работая длинными шестами, перевозчики сообщили, что как раз сейчас в Кимбе находится «администратор» — уездный судья Майямы. С утра идет судебное разбирательство. Выйдя на берег, мы увидели в песке глубокие следы автомобильных колес; очевидно судья спускался к реке.

Да, история… У меня не было при себе ни паспорта, ни других бумаг. У Кинтагги тоже. Я знал, что местным жителям не полагается без удостоверения личности покидать свой уезд. Но отступать было поздно. Нас, конечно, уже заметили, а весть о прибытии белого всегда разносится с быстротой молнии. От крайних домов Кимбы до реки было всего двести-триста метров.

Я посоветовал Кинтагги держаться в сторонке — на случай, если судья еще не уехал. Нгомо, как жителю этого района, нечего было опасаться.

Кимба не только своими размерами производила впечатление районного центра. Белыми стенами выделялось здание государственной школы, я заметил немало железных крыш, магазины, веерные пальмы окаймляли длинную аллею. На деревенской площади плотная толпа обступила два «леидровера» с флажком Конго на крыле. Кинтагги и Нгомо бросили меня на произвол судьбы, юркнув в проулок между домами. Я был только рад этому.

Толпа расступалась, и мне оставалось лишь шагать к центру площади. Я чувствовал себя не в своей тарелке. Тут идет официальная процедура, и вдруг, совсем некстати, являюсь я. Черт бы побрал идиотское преимущество, которое дает мне моя белая шкура!