Конго Реквием

– Я бы не сказал. Они любили друг друга, но душевное здоровье Изабель создавало слишком много проблем. К несчастью, Изабель полностью соответствовала расхожему клише: психиатр такой же ненормальный, как его пациенты. Но к чему все эти вопросы?

Поскольку Ласей без малейших колебаний согласился побеседовать, Эрван как минимум задолжал ему эту информацию:

– Изабель Барер умерла в ночь с 17 на 18 ноября этого года.

– Убита?

– Откуда такая мысль?

– Но вы ведь работаете в бригаде судебной полиции, так?

– Она попала под машину рядом с Бобуром, в Париже.

– Самоубийство?

– Нет. Просто несчастный случай.

– Вы уверены?

– Да, я здесь не поэтому. – Невольно он перешел на тон властного копа. – Вернемся к душевному здоровью Изабель. По моим сведениям, она была неоднократно госпитализирована в «Фельятинки».

– Я был против. Мне это казалось, скажем так… деонтологически неверным. Филипп меня убедил. Он говорил, что сумеет успешнее ее лечить, если она будет рядом. Он всегда надеялся, что ей удастся вернуться к занятиям медициной.

– Но лучше ей не стало.

– Изабель страдала различными психозами, но главной проблемой была шизофрения с параноидальным уклоном.

– Как у Тьерри Фарабо?

– Почему вы заговорили о нем?

– Мы еще к этому вернемся. Продолжайте.

– Курсы лечения давали непродолжительный эффект. Кстати, по большей части она не придерживалась рекомендаций.

– Психиатра Усено явно подвело чутье, раз он на ней женился.

– Что вы имеете в виду? Любить можно только тех, кто в полном здравии?

– Вы прекрасно понимаете, что я хотел сказать. Филипп должен был предвидеть, что жить с Изабель будет невозможно.

– Он верил… – В голосе психиатра появились нотки смирения. – Люди всегда верят…

– Во время нашей первой встречи вы сказали, что от душевной болезни вылечить невозможно.

– Совершенно верно. Можно только надеяться на… улучшение.

– Тогда зачем он допустил рождение детей?

– По той же причине: в надежде, что все уладится.

– Он думал, что материнство ее вылечит?

– Никогда в жизни. Мы же психиатры. Нам платят за то, чтобы мы не верили в подобный вздор… – запротестовал он со странной озлобленностью, как будто в те давние времена сам стал жертвой этих избитых представлений. – Нет, он думал, что им удастся вдвоем создать семью, он…

Потрепанный плейбой остановился.

– К чему весь этот допрос, в конце-то концов?! – воскликнул он, передвигая блокнот на письменном столе. – Скажите, почему вы здесь и расспрашиваете меня о людях, которых я не видел уже больше десяти лет?

Эрван хотел бы избежать любых объяснений, но его позиции были слабоваты, а вопросов еще много. Откашлявшись, он перешел к изложению событий:

– К моменту несчастного случая Изабель называла себя Эриком Кацем и имела психоаналитическую практику в Париже, выдавая себя за мужчину. Она заполучила пациентов своего бывшего мужа. Можно даже предположить, что она некоторым образом принимала себя за него. Вас это удивляет?

– Нет.

– Как можно оставлять подобных индивидуумов на свободе?

– Я отказываюсь обсуждать с вами проблемы такого рода, – отрезал Ласей, обретя свой высокомерный тон. – Вы позволяете себе судить о целом веке исследований, компетенций, психиатрических теорий…

Эрван улыбнулся – у него еще оставалось кое-что в запасе.

– Помимо прочего, мы обнаружили, что Изабель, которая не присутствовала на похоронах своего бывшего супруга и их общих детей, вернулась позже на кладбище, чтобы эксгумировать тела.

– Что вы такое говорите?

– Она извлекла из них внутренности, а потом забальзамировала на египетский лад, при помощи мазей и повязок. Она регулярно навещала их в кладбищенском склепе.

Психиатр схватился руками за голову излишне театральным жестом.

– Зачем вы все это мне рассказываете? – спросил он, поднимая глаза.

– Когда вы в последний раз видели Изабель Барер?

– В двухтысячных годах… когда они разводились.

Всего на какую-то десятую долю секунды Ласей заколебался. Он лгал, и именно за этой ложью скрывалась информация, за которой и приехал Эрван.

– А где она лечилась в ту пору?

– Э-э… я не знаю.

Эрван внезапно догадался, что произошло: после Усено, который помещал супругу в собственную клинику, Ласей принял ее в своей спецбольнице.

– Вы прекрасно это знаете, – заорал он, хлопнув ладонью по столу, – по той простой причине, что вы ею и занимались, и прямо здесь, в Шарко!

Ласей вжался в кресло и побагровел. Эрван наконец нащупал связь между сумасшедшей нацисткой и белым нганга.

– Это Филипп попросил меня заняться ею после развода, – пробормотал наконец врач. – Она стала представлять опасность для детей.

– Когда она поступила сюда?

– В 2003-м.

– Сколько времени она здесь пробыла?

– Я бы сказал… года три.

Эрван застыл, ошарашенный: ничего удивительного, что в этом мирке все знают друг друга.

– Она заходила к Тьерри Фарабо?

– Разумеется, нет!

Ласей выпрямился, словно гнев придал ему сил. Психиатр явно перебарщивал. Несколько секунд протекли в довольно нелепом молчании.