Конго Реквием

Эрван и впрямь представлял Изабель связником. Фарабо не говорил ни с кем, кроме этой женщины, а она уже общалась с остальными. В результате она покинула клинику, но, вероятно, сохранила связи с другими пациентами, которые, что бы там ни говорил Ласей, тоже в свою очередь покинули больницу. Или же, наоборот, на нее вышли адепты Человека-гвоздя из внешнего мира. Эрван подумал о Ди Греко, Лартиге, Редлихе, Ирисуанге, но в этом направлении связи не чувствовал. Были и другие? Ужасающее видение: последователи зла распространяются в человеческом обществе. Нечто вроде секты, которая может разрастись… и нанести удар.

Ласей распахнул дверь: беседа окончена. Плейбой уже не выглядел разгневанным, скорее подавленным. Все эти мысли, конечно же, уже приходили ему в голову, но присутствие Эрвана придавало им пугающую реальность.

– Майор, вы не сказали мне главного. Какая связь между смертью Изабель и убийствами, которые совершил Человек-гвоздь?

Никаких причин скрывать эту угрозу от Мистера Оксфорда:

– Ее последние слова были: «Человек-гвоздь не умер».

– Она говорила не о человеческом существе, – возразил Ласей без колебаний, – а о его духе, его влиянии.

– Возможно, но все равно это плохая новость. – Эрван шагнул за порог. – Держа здесь Фарабо, вы культивировали вирус, который продолжает распространяться.

Лицо психиатра стало мертвенно-бледным.

– Вы хотите сказать… что убийства продолжатся?

Эрван развернулся и ушел, не ответив. Жажда мучила его, как ожог. Перед глазами мелькнуло кошмарное видение. Лязгающий в ночи поезд со слишком ярко освещенными купе. А внутри – легион психов с карманами, набитыми гвоздями и осколками, а в голове у них магия йомбе.

96

Гаэль уже бывала в Лозанне – приезжала посмотреть выставку художника Арнольда Бёклина, автора «Острова мертвых». Свидание с Мумбанзой было назначено в «Шато Рапа», большом здании XIX века неоклассической архитектуры в квартале Уши, – одном из тех швейцарских палас-отелей, где самые хитрые деятели пережидали две мировые войны, чтобы появиться потом как ни в чем не бывало. Отель предлагал мир и покой в швейцарском стиле: вширь – Женевское озеро, ввысь – Альпы, посередине туман. Оставалось только дать себя убаюкать позвякиванию парусных яхт, которые покачивались под окнами.

Отец не раз говорил ей, перефразируя Эдгара Аллана По: «Лучший способ остаться незамеченным – это не прятаться». Она села на скоростной поезд в 8:02 на Лозанну и три часа спустя прошла таможню. Проверили ее паспорт, открыли сумку. Без проблем. Она позаимствовала документы у подруги, которая была на нее похожа, и оделась как классическая парижская it-girl: темно-синяя куртка, джинсы и шапочка, темные очки от Тома Форда, будьте любезны. Таких за день проходит не меньше полусотни. Шлюшки, решившие сменить обстановку, или молодые жены, перевозящие наличность своих мужей-миллионеров.

11:30, такси. 11:45 – заселение в отель. Поездки в машине хватило, чтобы она узнала этот город, плоский и прямоугольный, который хоть и спускался полого к озеру, но сохранял свой чопорный, высокомерный вид, и смягчить его не представлялось возможным. Гаэль любила Швейцарию. В ее глазах эта страна была окружена ореолом чистоты: чистоты денег, высоты, эгоизма, возведенного в закон. Она видела в этом откровенность и искренность по отношению к человеческой природе, высеченные в камне и сланце.

Почему она решила остановиться в том же отеле, что и тот гад? Опять-таки слова отца: «Лучший способ, чтобы никто не увидел, как ты пришел, – это быть уже там». Оказавшись у себя в номере, она быстренько спровадила портье, вручив ему купюру в сто франков – почти сотня евро, – и распахнула окно, чтобы полной грудью вдохнуть прекрасный воздух Гельвеции.

Она позавтракает в номере, потом займется шопингом в новомодном квартале города. Затем посетит спа-салон отеля, обсуждая покупки с массажистками. Нежная, умащенная маслами, невинная. Наконец побродит по коридорам и этажам, чтобы засечь камеры службы безопасности отеля.

А потом пробьет 18 часов.

Время полдничать, мое сокровище…[102]

97

На обратной дороге Эрван хранил молчание. Он переваривал полученную информацию и пытался связать ее с сентябрьским расследованием. Ничего не сходилось. Мало-помалу Филипп Криеслер выпадал за рамки. Неужели осенью он совершил ошибку?

Человек-гвоздь не умер.

За ветровым стеклом показался аэровокзал, чья волнистая крыша напоминала большого серого ската. По-прежнему шел дождь – капли стучали с навязчивой размеренностью хронометра. Выходя из машины, Эрван дал краткие указания Верни: подобрать группу жандармов, опросить пациентов и медперсонал спецбольницы на предмет их связей с Тьерри Фарабо и Изабель Барер.

– Ласей не возражает?

– Он позволил работать в своем заведении психиатру, которая была безумнее своих пациентов и, возможно, являлась сообщницей сентябрьского убийцы. В придачу он с ней спал. Он не в том положении, чтобы выпендриваться.

Верни это не очень убедило.