Конго Реквием

– Мы тебя встретим. Вместе с Одри, – добавил Тонфа, конечно же, чтобы разрядить атмосферу.

Вешая трубку, Эрван заметил, что получил СМС. Рибуаз. Вскрытие Падре завершилось. Его версия подтверждена. Можно хоронить.

16:00. Началась посадка на рейс. Он заспешил, сказав себе, что через два дня вернется с останками Морвана. Старик вечно морочил им голову россказнями об их так называемых бретонских корнях. Благодаря трупам Эрван действительно вскоре станет настоящим бретонцем.

98

«Шато Рапа», 18 часов. Гаэль воспользовалась служебной лестницей, чтобы подняться на два этажа, которые отделяли ее от апартаментов Трезора Мумбанзы. Наряжаться смысла не было: лучшее скрыто внутри. Черное платье в обтяжку, высокие каблуки и серебряные серьги, сумочка со стразами.

Она накинула и пальто: ни Мумбанза, ни его люди не должны были заподозрить, что она остановилась в отеле. Считалось, что она придет с улицы, проскользнет мимо стойки и незаметно поднимется на этаж. Ее визит был конфиденциальным – никто даже не подозревал, до какой степени.

Насколько она могла заметить (ее окно выходило на главный вход Палас-отеля), Мумбанза со своей кликой приехал около четырех дня. Месье путешествовал с большой помпой: жена или две, несколько детей, кормилицы, горничные, куча телохранителей – из которых, по словам Пайоля, двое луба, которые не отходили от него ни на шаг. Свита с домочадцами расположились на третьем этаже – том же, что и Гаэль: она слышала, как они шумно вселялись. Зато сам генерал занял апартаменты на пятом, номер 418, с панорамным видом на озеро и Альпы.

Между Гаэль и Боссом (так его прозвали в Лубумбаши) никаких контактов. Пайоль заплатил Гаэль в Париже – половину оговоренных трех тысяч евро, остальное по возвращении. Если услуги придутся по вкусу, то ей могут выдать добавку из рук в руки.

Пятый этаж. Она не чувствовала себя ни взвинченной, ни подавленной. Карминные стены коридора напомнили ей декорации из фильма «Шепоты и крики» Ингмара Бергмана – шведский кинорежиссер говорил, что красное – это цвет «внутренности души».

Номер 418, занимавший весь западный угол этажа, был рядом со служебной лестницей. Ни одной камеры наблюдения на пути. Два здоровяка с выражением смертельной скуки на лицах несли караул. Ее приход стал развлечением. Они грубо ее обыскали, ощупывая долго и жадно, – в сущности, они тоже имели право попробовать товар.

Один из церберов открыл ее сумочку и достал из нее пластиковую упаковку.

– Сказано же: никаких презиков.

– Это хирургические перчатки.

– Зачем?

– А ты как думаешь?

Чернокожий захохотал. Он отдал ей клатч, одновременно постучав в день. Мумбанза открыл лично. С мобильником в руке он впустил Гаэль, не говоря ни слова, явно в дурном настроении. Она не стала усугублять и молча сняла пальто.

Она собрала информацию о генерале и видела его фотографии в Интернете: минимум метр девяносто роста и сто двадцать – сто тридцать килограммов веса. Формат был ей знаком – по отцу, – но бычара в апартаментах производил впечатление. Когда он двигался в своем темном костюме, от него исходил глухой звук трущейся ткани и чуть слышные позвякивания – несомненно, ключи от разнообразных сейфов в его карманах. Его ноги в туфлях с заостренными носками показались ей огромными.

Мумбанза тыкал пальцами в телефон, не обращая на нее ни малейшего внимания. Отсветы экрана скользили по его базальтовым чертам. Гаэль не смогла удержаться от маленькой провокации:

– Коли на то пошло, я могу посмотреть кино?

Африканец, казалось, вспомнил о ней. В такие моменты Гаэль благодарила Небо за то, что так долго ненавидела свое тело. Шаг за шагом она победила эту болезнь и обрела самоуважение. Сегодня она любила каждый миллиметр своих форм. Или, вернее, она была в них уверена, как солдат уверен в своем оружии. Она знала их привлекательность, силу, жестокую мощь обольщения.

Она подумала, что генерал разорется, но его лицо сморщилось в гримасу, которая могла сойти за улыбку.

– А ты нахальная.

– Мы же здесь не зимовать собираемся, а?

Ухмылка. Порядок, африканец понял, с кем имеет дело. Белая дерзкая шлюшка, которую предстоит обуздать. У него уже слюнки потекли.

– Хочешь что-нибудь выпить? – спросил он, пряча в карман мобильник.

– Шампанского.

Он указал на низкий столик около бархатного диванчика: там стояло ведерко со льдом, откуда выглядывала бутылка со сверкающими капельками влаги. Дальше расстилалась кровать, необъятная, как арена.

– Я сама этим займусь! – бросила Гаэль, берясь за марочное вино.

Мумбанза вроде бы оценил манеры этой девицы, но огонек садизма продолжал мерцать в глубине его зрачков. Гаэль, с ее миниатюрным пухленьким телом цвета молока, скоро заплатит за белую спесь. Мумбанза был не из тех, кто борется за свой народ. Он просто хотел обратить доминирующее положение белого в свою пользу. Его взгляд говорил: «Я тебе порву задницу, сестренка, и все это во славу ООН».

Она размотала металлическую проволоку, скрученную вокруг пробки, изображая внезапную веселость:

– А у твоих сторожевых псов есть оружие?

– Конечно.