Конго Реквием

– И как они проходят таможню со своими пушками?

– Я конголезец, красотка.

– И ты тоже вооружен?

Мумбанза положил руку на свой член:

– А ты сомневалась, моя птичка?

– Нет. Я хочу сказать… по-настоящему.

Вопрос был лишним. В глазах чернокожего мелькнула настороженность.

– Чего тебе надо, цыпа?

– Мне сказали, ты генерал.

– Ну и что?

– Но ты же не в форме? Где ж ордена и все такое?

Он откинул полу пиджака, показывая кожаную кобуру с полуавтоматическим пистолетом.

– Тебя это возбуждает? Так, что трусики мокнут?

Она провела языком по губам.

– Хм… Обожаю… – промурлыкала она, вытаскивая пробку.

Она любила понежиться в самой глупой и грязной вульгарности. Особенно сегодня. Всякий раз она думала об отце. О тех деспотичных усилиях, которые он приложил, чтобы сделать из нее воспитанную, утонченную девушку. Она разрушила его надежды, перечеркнула мечты. Она целенаправленно выбирала худшее, сжав зубы, уверенная в своем реванше. Сегодня все было наоборот: она здесь не для того, чтобы оскорбить Морвана, а чтобы почтить. Она отомстит за него, вот и все. А значит, все дороги ведут к отцу…

Шампанское полилось в бокалы. Мумбанза снял пиджак, потом положил кобуру на кресло, на приличном расстоянии от Гаэль. Чтобы окончательно его добить, Гаэль спустила одну бретельку с плеча. Если хочешь покорить мужчину, не нужно забивать себе голову сложными подсчетами. Самец – наука точная. Прогнозируемость остается его бесспорным достоинством.

Мумбанза, все еще стоя, с жадностью разглядывал ее. Держа бокал в правой руке, левой он без всякого стеснения массировал свой член.

Она позволила смеху перекатываться у себя в горле, как встряхивают кости в игральном стаканчике, и подмигнула ему. Страх постепенно проникал ей в вены, будто переливалась ледяная кровь.

В ладони она сжимала пробку.

Орудие убийства.

99

Через несколько минут, закрывшись в ванной, Гаэль готовила себя к маленькой оргии его превосходительства.

Расхожая легенда гласила, что во время войны в Алжире местные женщины, чтобы уберечься от насилия со стороны французских солдат, вставляли бритвенное лезвие в картофелину, которую потом засовывали себе во влагалище. Правда или ложь, но слухи перебрались в Азию: во время вьетнамской войны вьетнамки, как говорят, делали то же самое. Относительно недавно в ДРК – одно изнасилование в минуту, по данным на 2007 год, – утверждали, что жертвы применяли ту же технику, используя фрукт с косточкой – последняя должна была заблокировать лезвие в последний момент.

Не забыть бы добавить к списку Швейцарию.

Гаэль только что извлекла из пудреницы половинку сломанного бритвенного лезвия. Быстрыми движениями туда-обратно она воткнула ее в пробку и поплевала в ладонь, чтобы смочить себе вульву. Зажмурив глаза, она ввела туда конструкцию, которая заняла там почти естественное положение, и натянула трусики.

Несколько шагов, чтобы проверить, может ли она свободно двигаться. Отлично. Она посмотрела на себя в зеркало и увидела, что страх берет свое: она была мертвенно-бледной. Тело покрылось маленькими капельками пота, которые нещадно покалывали повсюду. Любой жест выдавал легкую дрожь. Она напрягла мускулы: не дать страху поглотить ее. Только не это.

Когда она вышла из ванной, надушенная, полураздетая – белое белье с блестками (то, что нужно Мумбанзе: секс на манер шампанского «Кристалл Родерер», шикарный и искрометный), – то являлась воплощением самой похотливой раскованности. Гигант удовлетворенно заворчал. Он остался в рубашке и брюках, но обнажил свой чудовищный член, вздернутый, как охотничий рог. С его заостренной розовой головкой он напоминал golliwog, черных кукол девятнадцатого века с большими клоунскими губами, которые иногда делались из плотной пористой керамики.

Именно в этом стиле он и приказал:

– Иди отсоси мне, сучка.

Остекленевший взгляд, дрожащие губы, кровь, которая чуть ли не брызжет из белков. Гаэль почувствовала, как страх вгрызается ей в желудок. Одним движением она высвободила свою выбритую набухшую вульву.

– А может, поменяемся ролями? – усмехнулась она. – All you can eat[103], кобелек.

Он отвесил ей пощечину и швырнул ее на кровать. Рыча, опрокинул на спину, крепко держа, чтобы она не двинулась, и сорвал с нее трусики, раздвинув ляжки так, как будто она крыска-балеринка в Парижской опере на репетиции.

– Грязная белая шлюха, – прорычал он, – сейчас ты распробуешь мой СПИД…

Он яростно вошел в нее и внезапно остановился, словно поперхнувшись собственным криком. Двумя ногами она изо всех сил оттолкнула его. Мумбанза врезался в стену, ударившись головой в подвесной экран плазмы. Теперь он визжал, как хряк, которого режут, зажимая двумя руками пах. Телохранители уже дубасили в дверь.

Несколько секунд.

Гаэль метнулась в ванную, натянула хирургические перчатки и, вернувшись в комнату, схватила с кресла пистолет Мумбанзы, пока тот извивался на полу с окровавленным членом. В долю секунды, как это ни абсурдно, она выхватила взглядом выгравированную марку оружия: «HK USP»[104].