Конго Реквием

Но что касалось дизайна, тут Морван поддался соблазну пойти по простому пути бретонского колорита: крашеные деревянные перегородки, старинные картинки и старинные же фотографии острова на стенах, куча безделушек, напоминающих о морском просторе и корсарах. Гаэль больше не обращала на них никакого внимания – эта наивная галерея убаюкивала ее детство. То, что за ней скрывалось, было скорее трогательным: неизменное стремление отца заставить всех поверить в их древний род мореплавателей – как по-своему трогателен выглядел и сам Морван, когда, стоя у штурвала своего катера «Boston Whaler», напускал на себя вид морского волка.

После обжигающего душа она устроилась в кресле в гостиной лицом к поленьям, потрескивающим, как кости, в камине. Задумка была посидеть в покое, но братья снова затеяли перебранку на кухне. Темой на этот раз была продажа дома. Эрван, готовый сорваться на явные грубости, утверждал, что нужно как можно быстрее избавиться от этого «дерьма с синими ставнями», а Лоик объяснял, что Миле и Лоренцо нравится проводить здесь каникулы.

– Может, хочешь, чтоб они еще и бретонский выучили?

Гаэль встала и надела дождевик: ей надоело слушать, как эти два петуха хорохорятся, лишь бы не дать волю своему горю. Она ушла, даже не предупредив их, и окунулась в морскую ночь с запахами жавелевой воды.

Поднималась полная луна, и на фоне неба цвета индиго выступали резные очертания черных сосен. Если смотреть под этим углом, Бреа приобретал сходство с японским пейзажем. Она чувствовала, хотя и не видела, что сейчас отлив. От бухты позади дома уже исходили запахи йода и водорослей. Волны отступали, тихонько пересмеиваясь.

Гаэль прошла через сад, споткнувшись о драгу для ракушек и верши для крабов (Старик еще и баловался ловом), потом поднялась по склону и окинула взглядом большую бухту с влажным песком и россыпью луж, сверкающих под луной. Только дети любят отлив – лучший момент для пешей рыбной ловли. А вот ей он всегда был по сердцу: в пейзаже с выброшенными на берег ламинариями и разверстыми садками для мидий было нечто обнаженное, словно освежеванное, и это ей нравилось. Она обожала часы, когда море расшаркивалось и уходило, оставив за собой лишь испарения мокрого дерева, душок грустного секса…

Она присела на вершине откоса и свернула сигарету, что снова напомнило ей об Одри и ее ужасной смерти. В следующую секунду она увидела себя убивающей троих людоедов в номере швейцарской гостиницы. Все это казалось ей совершенно нереальным – и тщетным. Столько крови у края бездны, а что остается, кроме пустоты? И даже стремление увидеть, как арестуют или убьют Фарабо, не притягивало ее так, как обоих братьев.

Она выкурила сигарету и быстро заскучала. Она всегда разыгрывала из себя мизантропа, а то и социопатку, но стоило остаться одной, и ей становилось тоскливо – особенно на природе. Она снова поднялась, оглядела бухту – исключительно для чистоты стиля, – потом пошла вдоль сосен, склоняющихся под ветром. Самым странным была тишина: море удалялось, оставались только камни. Она бросила окурок и решила вернуться – ей было не только тоскливо, но и до чертиков страшно.

Когда она зашла в дом, братья накрывали на стол, пока Маэ суетился на кухне. Она проскользнула туда, чтобы глотнуть горячего чая – он всегда стоял наготове в термосе. Старый бретонец устроил в раковине настоящую бойню: ракушки, ножи, уже открытые створки были навалены кучей, а он колол панцири крабов.

– Если вам не хочется морепродуктов, – пояснил он сквозь брызги, летевшие во все стороны, – я прихватил немного кровяной колбасы.

Гаэль плюнула на чай и отправилась блевать в ванную на первом этаже, примыкающую к ее спальне. Прополоскала рот. Желчь еще жгла горло, а внутренности словно залили ацетоном, но она чувствовала себя легкой, опустошенной, безмятежной. Посмотрела на себя в зеркало: черты лица разгладились и будто расцвели. Анорексия только к этому и стремится: стать бесплотной, улететь с капелькой дождя, как крошечные феи из детских книжек.

Мрачный ужин. Оба братца дулись друг на друга, а ей не хотелось выступать в роли арбитра. Редкий обмен репликами сводился к обсуждению катеров: Маэ выступал за «Boston», поди знай почему, Лоик утверждал, что у того проблемы с механикой, что станет очевидно зимой, Эрван отделывался односложными междометиями, Гаэль ничего в этом не понимала.

Она думала, что сразу после ужина все отправятся спать, но, когда они вставали из-за стола, Эрван непререкаемым тоном приказал:

– Идем в гостиную, мне надо кое-что вам сказать.

Гаэль прикусила губу, Лоик заворчал. Ну конечно, Эрван заговорит о наследстве: наличные, спрятанные в Швейцарии, акции разных темных компаний, долевое участие в шахтах, пробитых в отвесных скалах, – самым крутым было выговорить названия районов, где они располагались, – и все это замешено на нелегальных махинациях. Не считая того, что Морван оставил столько же бабок, сколько врагов, – придется выдержать не одно сражение, чтобы заполучить его добро.