«Прогноз четырех» склоняет нас к мысли: основной контроверзой на выборах 2008 года имеет шансы стать оппозиция типа «Глазьев против Ходорковского» (речь идет, естественно, не о конкретных людях, а о различных экономических и политических стратегиях). На наш взгляд, это было бы не просто столкновение «вундеркиндов», символизирующих две экономические фазы новой России, а образ цивилизационного выбора, значительно большего, чем масштаб любых фигур, которые его олицетворят. Здесь открылся бы и антагонизм двух проектов «корпоративного строя» России, и противостояние проросшей в России XIX–XX веков национальной городской культуры жизненному стилю элит постмодерного мегаполиса. На наиболее поверхностном уровне это оказался бы выбор между авторитарным и ценностно-гетерогенным обществом с квазисословным властвованием самозваной «белой кости» и обществом, которое его противники иногда называют «патриархально-фашистским» и которое, по существу, записав некоторые традиционные либеральные свободы модерна в домашние ценности, приняло бы триединую программную формулу «технологического обновления в ореоле обновления духовного – развития внутреннего рынка (сочетанием кейнсианских и меркантилистских тактик) – ценностной консолидации власти и граждан при моральном контроле народа над элитами, моральном закрепощении элит»[12]
. Этот большой выбор может быть лишь затемнен и закамуфлирован мельтешением коммунистической «старой гвардии» и попытками действующей власти обеспечить преемственность, наспех слепив – по примеру, опробованному в 1999 году Ельциным, – фигуру нового «незапятнанного» президента-назначенца.Вместе с тем успех сил, представляющих Юг в идущей битве за Ирак, принес бы России последствия, которых наши авторы не предусмотрели: решительный поворот геоэкономики и геостратегии единственной сверхдержавы лицом к Восточной Сибири, большую сделку ее рулевых с нашими «нефтяными герцогами», подталкивающую скорейшее открытие этого нефтеносного пространства во ущемление бунтующего Ближнего Востока. Это означало бы вовлечение русской Северо-Восточной Азии в мейнстрим мировой истории и, возможно, даже рождение у нас новых проамериканских видов восточничества. Но в еще большей мере это означало бы затягивание у нас фазы сырьевого капитализма как минимум на два десятилетия, до предполагаемого исчерпания нашей нефти в 2020-х, по известному прогнозу «Бритиш петролеум». Иными словами, утверждение у нас цивилизационной формы эпигонски «старопетербургского» типа с растущей ценностной гетерогенностью, с разломами между «дворянством» и «быдлом», прямо по Ленину – с двумя культурами в одной культуре. При таком развитии фазовый переход у нас назреет где-то в 2020-м или чуть позже и будет тогда уже делом не выбора, а необходимости, потребовав ради последнего шанса национального выживания ломки уклада, успевшего укорениться и затвердеть. То есть ломки, провоцирующей ломщиков на гораздо большую рационализированную свирепость, чем могла бы потребоваться сейчас.
Итак – через четыре года или через двадцать лет? Если вдуматься, «прогноз четырех» сулит на вторую половину десятилетия бифуркацию, способную определить долгосрочное будущее России в не меньшей мере, чем это сделало «грехопадение» конца 1980-х годов, и в гораздо большей, чем «хлипкая грязца» почти всех 1990-х. И хотя применительно к России книга пытается заглянуть вперед не далее чем на 5–10 лет, сам характер этих лет вполне может оправдать ее заглавие: «Долгосрочные перспективы российской нефти». Оправдает ли? Посмотрим.