Кудашев положил сторублёвку на ковёр и раскрыл перед старшиной блокнот:
— Нужна расписка, это не мои личные деньги.
— Я не пишу на русском!
— Расписка уже подготовлена на туркменском. Вы грамотны?
— Да, — старшина аккуратно вывел арабскими буквами: «Мамед-хан»!
Глава 10
В Кизил-Арват Кудашев со своим конвоем прибыл в аккурат к отходу пассажирского поезда в сторону Ташкента. К составу успели подцепить телячью теплушку, в которой и расположился Митрохин со своим конём. Счастливого пути!
Теперь в гостиницу. Это недалеко. Третье здание от вокзала. Напротив — православный храм и городской сад. Гостиница двухэтажная, всего на двадцать два номера, но именуется славно: Отель «Кизил-Париж»! Люкс пустует, можно жить, но мыться придётся всё-таки в городской бане. Теперь на телеграф. Лучше со служебного входа. Кто остановит?!
— Господин телеграфист!
— Простите, ещё рано. Мы пока не обслуживаем!
— Я из Управления Начальника области. Ротмистр Кудашев, господин коллежский асессор!
— Кудашев? Александр Георгиевич?! Простите, сейчас всё будет исполнено. Вот бланк, заполняйте!
Неловко повернувшись, телеграфист задел локтем стакан с чаем. Коричневая лужица на столе, осколки стекла на каменных плитах пола.
— Ещё раз извините, господин ротмистр! Не ожидал вас здесь встретить. Давно хочу вас увидеть, поблагодарить. Мне поговорить с вами нужно, очень нужно! Моя фамилия Гагринский. Коллежский асессор Владимир Гагринский!
— Хорошо, господин Гагринский. Сначала моё дело, потом — ваше. Подскажите, ваша станция работает только в телеграфном режиме? Нельзя ли связаться с Асхабадом по телефону?
— Можно ненадолго. Сейчас закончится приём телеграммы, и я соединю вас. Одновременно невозможно. Провод один. Большая нагрузка!
— Хорошо, как долго ждать?
— Недолго, минуты три, четыре.
— Жду. Что хотели мне сказать?
— Поблагодарить. Помните заявление Котушинской? Гелены Котушинской?
— Ну?
— Меня выпустили. Я невиновен. Спасибо вам!
— Славно! Надеюсь больше проблем нет?
— В том то и дело. Я здесь с июня прошлого года после Петербургского Политехнического. Как приехал, меня с двух сторон взяли в оборот — местные эсеры и жандармерия, ротмистр Архипов. Удержать баланс не удалось. Кто-то подсунул в карман прокламацию. Последствия вы знаете. Думал, выйду, всё будет хорошо. На самом деле всё стало ещё хуже. Уходить нужно. Некуда. Не в Красноводский же порт амбалом. Не та конституция! Не поможете?
— Почему нет? Будете откровенны — разрешим проблему! Кто может нас слышать? Есть кто ещё на телеграфе?
— Никого, мы одни. Я с ночной смены. Телеграф только в девять работать начнёт. Ещё целый час!
— Кто из эсеров преследует вас?
— Сам Фрунтиков. Убить грозился. Он это может, его здесь все боятся!
— Стоп! Линия освободилась. Соединяйте: Асхабад, Управление Начальника, позывной «Кремнёвый»!
— Минуту… Говорите!
— Здравствуйте, Владимир Георгиевич! Сам жив-здоров. Родственников ещё не всех объехал, но и первые два очень серьёзно жалуются на здоровье. Думаю, к большой пыльной буре. Я час назад своего казака к вам отправил с историей болезни, в ней всё изложено. Отдыхаю нормально. Голова не болит! У меня все!
— Александр Георгиевич! Вы уж постарайтесь лично с особо заразными не общаться. Я сам им лучших врачей пришлю. Слышите! Вы мне живой и здоровый нужны. Прекратите по тифозным баракам шастать! Это приказ! Отбой связи.
— Поговорили?
— Да. Владимир Михайлович. Спасибо. Фамилия Блюменталь вам ни о чём не говорит?
— Очень о многом. Второй человек в местном комитете эсеров после Фрунтикова. Его зам по финансовым вопросам.
— Насколько серьёзны финансовые вопросы?
— Две недели назад я отбивал телеграмму Блюменталя, в которой он интересовался подлинностью векселя в сто тысяч фунтов стерлингов!
— Бланк телеграммы сохранился?
— Нет, я отправил телеграмму без регистрации.
— Вы совершили служебное преступление.
— И уже не одно. Поэтому я вам всё и рассказываю. Считайте моё чистосердечное признание явкой с повинной! Мне деваться некуда. Поэтому и прошу: Помогите ещё раз!
— Зависит от вас. Дальше!
— Я не мог оставить себе копии, так как передавал текст под дулом нагана Фрунтикова. Дело было в ночную смену. К вечеру следующего дня из Киева пришла телеграмма на имя Блюменталя. Вот копия. Председатель Совета директоров Киевского Кредитного Земельного Банка господин Бродский сообщает: «… бессрочный вексель на предъявителя номиналом сто тысяч фунтов стерлингов серии АА номер 150.066 выпущен Ост-Индийским Коммерческим Кредитным Банком 15 января 1909 года, о чём сообщается в Реестре векселей, опубликованных вышеупомянутым банком в Приложении к «Файненшл Таймс» от 22 января 1909 года». Телеграмма принята мною, Гагринским, 16 октября 1911 года в 10 часов 31 минуту московского времени.
— Полное безумие. Я считал Блюменталя умнее.
— Может, Блюменталь и умнее, но он своею волею не живёт. Он боится Фрунтикова так же, как и я!
— Случайно вам не известно, где сейчас может быть Фрунтиков?
— Случайно, но известно. В Лондоне! И Блюменталь вместе с ним.