Конкистадор поневоле

Семен и пошел. А куда деваться? И мыслей была полна голова, так что, когда они входили в город, он сам себя уже неплохо накрутил. Для боя – самое то, на одной злости кого угодно задавишь.

Пошли все, способные держать оружие. Проще говоря, практически все мужчины, за исключением одного совсем уж дряхлого деда и доставленного вчера уже поздним вечером в лагерь парня, которого Семен на горбу вынес из города. Он, к слову, тоже порывался идти, но со своей кровопотерей стал бы только обузой. А все остальные пошли, малодушия никто не проявил. И Матрена увязалась, куда же без нее-то. Матвей шепотом ругался под нос, однако почему-то не пытался командным рыком заставить ее остаться. Идиотизм, право слово.

Вот так, шли убивать всех, кто пришел на эту землю, и никаких угрызений совести, что характерно. Альтруисты, диссиденты, пацифисты и прочие агенты влияния от подобного бы на шкаф с воплями полезли – нельзя же так! Еще совсем недавно Семен прислушивался к подобному и даже в чем-то соглашался с их многочисленными аргументами, а теперь… В общем, насмотревшись на происходящее здесь безобразие, он начал придерживаться куда более простой точки зрения. О том, что, с учетом оскудевания ресурсов планеты, тех полутора сотен миллионов, что живут в России, для старушки Земли вполне достаточно.

Подземный ход, по которому уходили Семен с лейтенантом, никуда не делся и, что характерно, не охранялся – видимо, его просто не нашли. К слову, и пожаров в городе практически не было, а те, что все же начались, сами же поляки и затушили. Видимо, идиотами не были и предпочли сохранить и добро, которое можно так или иначе превратить в звонкую монету, и место для ночлега. Чего, к слову, не скажешь о людях – едва выбравшись из дома, Семен увидел и его хозяев, всю семью, аккуратно, строго по росту, повешенную на ветках растущей здесь же, во дворе, яблони. Судя по тому, что висел даже ребенок, которому вряд ли исполнилось больше года, эта ветвь рода человеческого оборвалась навсегда.

Впрочем, ночные гости тоже в долгу не остались, вырезав полдюжины ночевавших в доме наемников. Семен увидел лишь результат, но в груди у него при этом ничего не шевельнулось. Во-первых, успел огрубеть, а во-вторых… Ну, если быть уж совсем честным перед самим собой, за людей он этих уродов давно не считал.

Впрочем, живого поляка он увидел почти сразу после того, как они выбрались на улицу. Стоял тот и, чувствуя себя в полной безопасности, аккуратно подписывал забор. Повернулся на шум – и глаза его на лоб полезли, а рот открылся. Вот только крикнуть он уже ничего не успел.

Кто сказал, что гаррота[8] не русское оружие? Нет, конечно, в Испании оно своего рода национальный символ наравне с гитарой, навахой и дорогими футболистами, но и здесь им умели пользоваться вполне недурно. Что Лис и продемонстрировал, утянув почти беззвучно хрипящего и бестолково дрыгающего ногами завоевателя в подворотню. И – все, никто и не услышал. Вот только встреча эта четко показала – надо торопиться, поляки вот-вот проснутся.

Матвей дал отмашку – и только что монолитная группа распалась на отряды по два-три человека, мгновенно растворившиеся на городских улицах. Все было сделано так четко и бесшумно, что сделало бы честь любому спецназу. Лейтенант, во всяком случае, смотрел на происходящее с толикой изумления и нескрываемым уважением. Раз-два-три – и вот они остались вчетвером. Матвей, Семен, лейтенант, священник… А, нет, впятером – Матрена же тоже здесь!

Что ее сюда понесло, думал Семен, следуя за Матвеем. Нет, обузой она не будет, но ведь пристрелят же! И вообще, кто она такая, что Матвей влияет на нее лишь до определенного предела? Ведь бред же, бред!

Он настолько погрузился в свои мысли, что едва не врезался в спину идущего впереди лейтенанта. Едва успел остановиться, а не то вышел бы конфуз. Девушка, замыкающая группу, среагировала куда аккуратней.

– Сюда, – Матвей, а именно он остановил группу, показал на большой дом. Свой собственный, если что. – В амбаре.

Что же, зачем они здесь – известно заранее, роли сто раз обговорены. Во дворе скучает полусонный часовой, кутаясь в тулуп. Хоть и лето, а ночью в самый раз. Да и чему удивляться, если солнце зашло – и лужи моментально ледком подернулись. Так что тулуп – это хорошо! Вот только есть у него побочный эффект – защищая от холода, он провоцирует желание лечь и поспать минуток пятьсот-шестьсот. С позывами к внеплановому отдыху часовой усердно боролся, и это занимало его куда сильнее, чем устав караульной службы. Если он в эти годы существовал, конечно.

Лейтенант в очередной раз продемонстрировал, что не зря его в свое время учили. Где, когда и кто – молчит, как партизан, однако же явно не в обычном пехотном или там бронетанковом училище. Не зря же Семен видел его дважды – в момент, когда он начал движение и после того, как часовой осел с аккуратно перерезанным горлом.