Конкистадоры. История испанских завоеваний XV-XVI веков

Достигнув острова Гальо, Тафур обнаружил остатки экспедиции в состоянии, близком к полному истощению. Людей в лагере стало значительно меньше, так как вскоре после отплытия Альмагро Писарро избавился от наиболее беспокойных членов команды, отослав их с Руисом на втором корабле под тем предлогом, что он нуждается в ремонте. Оставшиеся с ним в конце концов вынуждены были довольствоваться одними моллюсками. Под тропическими дождями кожа их обветрилась и обгорела на солнце, одежда превратилась в лохмотья, кости торчали; они выглядели как ожившие огородные пугала. И все же тринадцать человек решили проигнорировать приказ губернатора и остаться со своим лидером в добровольном изгнании на этом злополучном пустынном островке. Писарро учился у Кортеса: проведя на песке острием меча свою знаменитую линию, он поступил ничуть не менее драматично, чем Кортес, когда утопил свои корабли. Да и его слова: «Друзья, эта линия отделяет нас от труда, голода, жажды, усталости, болезней и всех прочих превратностей, которые мы найдем в нашем предприятии, до того самого дня, когда наши души вернутся к Господу…» Речь Писарро в изложении Прескотта несколько отличается от версии Гарсиласо и заканчивается с еще большим пафосом: «Там лежит Перу с его богатствами; здесь Панама и ее бедность. Выбирайте, каждый из вас, что больше подходит храброму кастильцу. Что касается меня, я иду на юг». С этими словами он переступил черту.

Поступок этот не был пустой бравадой. И Альмагро, и Луке прислали Писарро письма, в которых убеждали его твердо придерживаться первоначального плана и добавляли, что возвратиться по приказу губернатора, подобно побитой собаке, означало бы потерять все достигнутое ценой таких лишений и денег. Они заверяли его, что перевернут небо и землю, но обеспечат его средствами продолжить экспедицию. Писарро в этот исторический момент, стоя на песке островного мыса в оборванной одежде, с обнаженным мечом, являлся олицетворением сильного и неукротимого духа. Два корабля уходили прочь – корабли, которые могли в безопасности доставить его обратно в Панаму, в историческое небытие. Не жажда власти, но сожаление о растраченных попусту энергии и способностях, о почти прошедшей жизни, предчувствие, что он стоит на пороге подлинных свершений, – да, его гнало вперед нечто гораздо большее, чем заурядная жажда золота.

Руис, вернувшийся в качестве лоцмана на одном из судов Тафура с целью спасти своего капитана, не колебался. Он вслед за Писарро перешагнул черту. Следующим был родившийся на Крите Педро де Кандиа, а вслед за ним шагнули еще двенадцать человек – Кристобаль Де Перальта, Николас де Ривера, Доминго де Соралусе, Франсиско де Куэльяр, Алонсо де Молина, Педро Алькон, Гарсиа де Харен, Антонио де Каррион, Алонсо Брисеньо; Мартин де Пас, Хуан де ла Торре и Франсиско Родригес де Вильяфуэрте[36]. Эти оборванные, покинутые товарищами люди стояли и смотрели, как два корабля ставят паруса и с попутным южным ветром исчезают за горизонтом. Тафур не был авантюристом. Он был офицером, для которого повиновение приказу – главная добродетель. Он не собирался поощрять оставшихся в их безумии, оставляя им одно из своих судов. С ним отправился и Руис, чтобы убедить губернатора в необходимости поддержать экспедицию, по крайней мере до Тумбеса.

Целеустремленность – качество, уважаемое всеми, и в анналах открытий, так же как в анналах войн, бесстрашное преследование цели без оглядки на собственную безопасность чаще приводило к успеху, нежели к гибели. Ходатайства Альмагро и Луке, поддержанные Руисом, постепенно возымели действие, и в конце концов губернатор неохотно дал согласие снарядить судно, при условии что в состав экспедиции не будут включены солдаты и что лоцман в любом случае должен вернуться через шесть месяцев, достигнут они Тумбеса или нет, и привезти с собой Писарро и его тринадцать товарищей. Даже такого ограниченного и неохотного согласия удалось достичь лишь через несколько месяцев. Отплывая вновь, Руис не имел представления, найдет ли он Писарро живым или мертвым.

И все же это был поворотный пункт, момент подлинной истории – отплытие этого одинокого маленького суденышка без солдат, только с моряками на борту.