Писарро, сам того не зная, проплывал в этот момент мимо огромного состояния в золоте, погребенного рядом с мумифицированными останками знатных покойников культуры Чиму. Погребальные камеры, уаки, в наше время в основном уже разграбленные, содержали не только личные украшения, обычно золотые, но и самые совершенные образцы той прекрасно изготовленной и украшенной керамики, за которой так охотятся в наше время в Перу частные коллекционеры. Фактически от Сечуры на юг огромные храмовые курганы, построенные из саманных, то есть высушенных на солнце, кирпичей – а некоторые из них по размерам не уступают египетским пирамидам – отмечают окультуренные населенные районы, причем многие из них были делом рук доинкских культур. Дальше на юго-юго-восток Писарро проплыл мимо места, где позже ему суждено было основать город Трухильо, назвав его в честь своей родины. И наконец – к последнему речному оазису того разведочного похода Сайте. Писарро достиг теперь 9° южной широты, на пятьсот миль южнее Тум. беса, и на протяжении всего пути вдоль побережья индейцы встречали его со смесью дружелюбия и любопытства. Он не делал попыток выменивать золото. В действительности он его почти не видел, за исключением тонких чеканных листов храмовой облицовки, а силы его отряда были слишком малы для рискованных святотатственных действий. Более того, ему лишь мельком пришлось увидеть великую горную цепь Анд, которую позже ему придется преодолеть, хотя проходили теперь испанцы по более прохладным водам и в хорошую погоду, здесь, в холодном течении вдоль побережья Атлантики, всегда висит дымка и даже туман.
Пора было поворачивать обратно, пора собирать армию и менять плащ первооткрывателя на латы завоевателя, ибо он уже совершил то, что задумал три тяжких года назад, высадившись в Перу. Более того, он неопровержимо доказал самому себе, что рассказанные в свое время Андагойе истории значительно уступают чудесной истине. То, что он увидел на протяжении 18° широты, могло бы воспламенить воображение самого скучного человека. Он видел дождевую зелень андских высокогорий, как будто парящую над засушливыми коричневыми предгорьями; перегоняемые ветром пески прибрежной пустыни, заходящие на высоту 6000 футов. Он видел яркую зелень орошаемых посевов в тех местах, где реки вырываются из ущелий, прорезанных в грозном нагромождении рассохшихся, разрушающихся скал; города с покрытыми золотом храмами, их дворцы, упорядоченную, цивилизованную жизнь и прекрасные дороги, проложенные, подобно дамбам, сквозь пустыню и через реки. И все это, как он узнал, всего-навсего периферия великой индейской империи; города на побережье – только пограничные крепости. На всем пути от Тумбеса до оазиса реки Сайта он выслушивал через своих переводчиков рассказы о короле инков, который правит сказочным миром Анд в городе из золота и серебра, далеком, как звезды, высоком, как горячий, затянутый дымкой, влажный купол небес. Король – бог Солнца! Писарро чувствовал, что этого достаточно, чтобы воспламенить всю Панаму энтузиазмом, доставить ему деньги и людей, необходимые, чтобы сделать этот сказочный мир своим. Торопясь вернуться в Панаму, он остановился на обратном пути всего несколько раз: в Сайте, в Тумбесе, где оставил Алонсо де Модину и еще нескольких человек, прельстившихся образом жизни индейцев и шармом индианок, и на Горгоне, чтобы подобрать двоих оставленных там больных, один из которых умер. Он вошел в Панаму после не шести-, а восемнадцатимесячного отсутствия; и он, и все его спутники были давно уже объявлены погибшими.