Конкурс красоты в женской колонии особого режима

Жмакова, Корешков и Гаманец молча наблюдали за работой американки. Прелести Катковой лишили их дара речи. Они не ожидали, что она так красива, если с нее снять зэковскую одежду. Майор искоса следил за выражением лица начальника колонии. Нет, он не ошибся в своих предположениях. Каткова занимала в сердце подполковника легко определяемое место.

Конечно, можно было предположить, что Николай Кириллович просто испытывает чувство гордости, что во вверенном ему учреждении содержится такая краля. Это вполне соответствует психологии тюремщика, считающего арестанта чуть ли не своей собственностью. Но нет. Тут было что-то еще.

– Что с кассетами? – спросил подполковник.

– Все под контролем, – ответил Гаманец.

– Сколько она уже отсняла?

– Сорок две штуки. Шлепает, не считая. Халява, сэр.

– Еще какая халява, – согласился Корешков. – Ты посмотри, что она вытворяет! – неожиданно вырвалось у него.

Поправляя кофточку Ларисы, Мэри задержала руку на ее обнаженной груди. Наверное, хотела, чтобы сосок попал в нужный ракурс. Тюремщикам это показалось странным.

– Ай да янки, – хрипло вымолвил подполковник.

Мэри сказала Ледневу, что съемка закончена. Психолог понимал, что время уходит, и спросил про Агееву. Каткова сказала, что встретились они на пересылке. В подробности вдаваться не стала. А Леднев не настаивал. Ему надоело чувствовать на себе чьи-то взгляды. А в том, что за ними наблюдают, он не сомневался.

– Ну, что? – сказала Жмакова. – Кажется, психолог решил помочь Катковой.

– С чего ты взяла? – спросил Корешков.

Жмакова пожала плечами. Недоумевала, как этого другие не поняли.

Она сняла трубку внутреннего телефона и приказала кому-то:

– Заберите Каткову.

Мэри должна была отснять подготовку женщин к конкурсу красоты. После обеда они с Ледневым отправились к Ставской. Репетиция шла прямо в ее кабинете. Каткова плясала чечетку. Увидев в дверях гостей, она без смущения продолжала выбивать дробь. У нее это получалось, как у заправского танцора. Тамара Борисовна была явно не в настроении, но это не мешало ей смотреть на Ларису с восхищением.

– Хорошо, – похвалила она. – За этот номер я спокойна. За другие номера – тоже. А вот социодрамы… Давайте текст.

– Какой текст? – сказала Мосина. – У нас импровизация. Мы интермедию готовим.

– Без текста вас не выпустят на сцену.

– Ну и не надо, – сказала Агеева.

Сегодня она выглядела совсем плохо. Кашляла чаще обычного. Было непонятно, как же будет петь.

Тамара Борисовна оглядела конкурсанток:

– Что? Ни у кого нет текста?

– Мы не писатели-сатирики, – сказала Каткова. – У нас мозги по ходу дела работают.

– Я сегодня по мозгам из-за тебя уже получила, – сказала ей Ставская. – Хочешь, чтобы меня после конкурса уволили?

– Ну что вы, начальница, – Катковой стало неловко: она поняла, что у Тамары Борисовны серьезные неприятности.

– Идите, пишите текст.

Зэчки вышли. Удивительно, но от их прежней вражды не осталось и следа. Неужели помирились? Или договорились держать себя в руках?

Тамара Борисовна предложила кофе. Мэри и Леднев не отказались. От кофе пахло духами. Но никто не удивлялся.

– У Катковой есть неснятые взыскания? – спросил Михаил.

– И не одно, – Ставская вздохнула. – Страсть как любим показывать свой характер. – Она даже не замечала, что так обычно говорят матери – о себе и о своем ребенке. – Вы хотите сказать, что может потребоваться хорошая характеристика? Я об этом уже думала. Я уговорю Корешкова, он подпишет. Она вам все рассказала? Там есть за что зацепиться?

– Для обвинительного приговора требуются веские доказательства. Для оправдательного приговора достаточно сомнений, – сказал Леднев.

Тамара Борисовна покачала головой:

– Не про нашу систему это сказано.

– Попытка не пытка, – бесстрастно сказал Михаил.

На самом деле история Ларисы Катковой тронула его. Он чувствовал, что готов ради этой девушки в лепешку расшибиться. Пусть хотя бы год ей скинут, а лучше все три, что остались.

Но он знал также, что психолог не должен входить в чье-то положение, пока не получит объективных результатов. Пребывание в колонии подходило к концу, а он главный свой интерес так до сих пор и не удовлетворил.

– Тамара Борисовна, – обратился он вкрадчиво, – скажите, если не секрет, сколько в вашем отряде истеричек.

– Каждая вторая, – не задумываясь, отвечала Ставская, окидывая Леднева недоумевающим взглядом.

– А за счет чего отряду удается постоянно перевыполнять план?