Конкурс красоты в женской колонии особого режима

– Ах, вот вы о чем! – отрядница поняла, наконец, к чему он ведет. – Я тоже когда-то относилась к этому вопросу с отвращением. А зэчки надо мной посмеивались: вам не понять, вы не любили. Теперь я в этих тонкостях разбираюсь. Самая страшная тягота неволи, Михаил Владимирович, – половая изоляция. По корану, если муж не посетил жену в течение двух месяцев, она имеет право подать на развод. А тут женщины не имеют мужчин годами. Они хоть и преступницы, но у них тоже есть гормоны. Я уж не говорю о том, что преступники – тоже люди. Им и любить кого-то хочется, и чтобы их кто-то любил. На свободе женщина чувствует себя полноценной, когда она замужем. То же самое здесь, когда у нее есть половинка, семья. Понятно, что это суррогат семьи. Но сколько это слово ни закавычивай, смысл не поменяется. Я ни от кого и не скрываю: большая часть моего отряда разбилась на такие семьи. Я этого не поощряю, но и не преследую. Считаю это бессмысленным садизмом.

– Но женщина так устроена… – сказал Леднев. – Она склонна разрушать чужое семейное гнездо.

Ставская и не думала это отрицать:

– Естественно! – воскликнула она. – Большинство пар – взаимщицы. Надеюсь, вам не надо объяснять, что это такое. Но немало и таких «семей», где есть ярко выраженные «мужчины». Они ведут себя, как настоящие мужики. Паразитируют, меняют партнерш, поколачивают «жен». А некоторые «жены» готовы даже на преступление пойти, только бы ублажить «мужей». Воруют на фабрике материал, меняют его на чай или теофедрин. На почве гомосекса немало невротических расстройств и преступлений. Но нельзя с этим бороться теми методами, которые нам предписывают сверху.

– Значит, Мосина иногда надоедает Агеевой? – спросил Михаил.

Ставская удивилась:

– Надо же! Как вы заметили? Глядя на вас, я вообще удивляюсь, как вы можете разбираться в женщинах.

Вечером за ужином Мэри была молчалива. Совсем плохо ела.

– Я тебе проиграю, – сказала она надтреснутым голосом. – Мои снимки не отразят всего. И никто на моем месте этого бы не сделал. Ни один мужчина. Это невозможно.

«Она все время соревнуется с мужчинами, подумал Леднев. – Что ж, это правильно. Иначе не станешь первой среди женщин».

– Лариса сказала, что ты хочешь ее освободить. Это правда? – спросила Мэри.

– Шансов маловато, но я попытаюсь.

– Но у тебя есть семья.

Ах, вот, что у нее на уме. С какого потолка эти подозрения? Он и эта Каткова… Что между ними может быть общего? Как у Мэри вообще зародилась эта мысль? Неужели это ревность? Бог мой, неужели?! А почему нет? Если предположить это, тогда многое непонятное становится вполне объяснимым.

– Ты не так меня понял, – поспешила добавить Мэри. – Я хотела сказать, что мы привыкли быть прагматичными. И когда человек что-то делает для другого человека, совершенно ему незнакомого, это выглядит странно, даже подозрительно. Кажется, что это только видимость благородства.

Ледневу эти слова понравились еще меньше. «Надо же, каким тварями они нас считают», – подумалось ему.

– Ты сейчас о каких людях говоришь? – решил уточнить на всякий случай. – Об американцах? О русских?

– Нам гораздо проще проявлять заботу о ком-то. Мы меньше заняты своими проблемами.

Помолчав, Мэри сказала:

– Завтра меня повезут в другую колонию.

Михаил вспомнил: она будет снимать роды рецидивистки. Что ж, можно не сомневаться, это будут потрясающие кадры. В особенности для тех, кто разбирается в тонкостях жизни женщин-заключенных. Зэчка, которая провела большую часть жизни за решеткой, осталась женщиной, сохранила стремление стать матерью, нашла себе мужика, умудрилась ему отдаться. Это ли не удивительно?

– Ты поедешь? – спросила Мэри.

Нет, Ледневу нужно было еще раз перечитать дела Мосиной и Агеевой. И изучить, именно изучить, дело Катковой, сделать необходимые выписки. На это дня не хватит.

– Извини, я буду очень занят, – сказал Михаил.

Он был уверен, что Мэри снова обидится. Но она ответила неожиданно мягко, с улыбкой:

– Я понимаю.

Глава 18

На другой день Леднев, зашел первым делом в спецчасть. Но личных дел там ему не дали. Сослались, что нет на то распоряжения.

Это было более, чем странно. Помнится, Корешков распорядился, что психолог может читать любой дело в любое время.

– Значит, что-то не так сделали, – сказала начальница спецчасти.

Леднев пошел к Ставской. Кто еще мог объяснить ему, что происходит? Но у Тамары Борисовны было то же предположение.

– У нас тут кругом флажки, Где-то вы заступили за линию.

Корешкова на месте не было: уехал с Мэри. День пропадал зря. Ставская сказала, что она помнит дела своих подопечных до мелочей. Что интересует конкретно?

Леднев сказал, что он хотел бы своими глазами прочесть текст приговора Катковой. Тамара Борисовна вынула из письменного стола несколько листков убористого машинописного текста.

– Вот копия, читайте. Можете даже взять насовсем.

– А можно, я задам несколько неудобных вопросов? – спросил Леднев.

Тамара Борисовна посмотрела на него с понимающей улыбкой. И ответила в тон:

– А хотите, я скажу, что вас интересует?

– Хочу! – азартно поддержал Михаил.