Коннектография

Будучи приписанным к силам специальных операций США в 2007 году, я стал свидетелем непревзойденной способности Америки применять высокие технологии на поле боя. Цифровая карта, наложенная на топографию Ирака, содержала множество разных сведений: наблюдения с беспилотников, кадры со спутников, отчеты о ситуации в режиме реального времени от передовых частей на местах и прочие данные технической и агентурной разведки. Для нанесения удара в любой точке страны силам специальных операций требовалось всего два часа. Во время так называемого op tempo эти войска неутомимо шли вперед, но все же способность сил коалиции сохранять территориальную целостность Ирака в лучшем случае была временной. Как-то, прогуливаясь холодной облачной ночью вместе со старшим офицером вокруг военно-воздушной базы «Балад» к северо-западу от Багдада, я спросил его в лоб: «Неужели все эти вещи необходимы только потому, что вы не говорите по-арабски?»

Политические цели в условиях сложной культурной географии на другой стороне света не имеют шансов на успех. Надо сказать, к чести американских командиров, они не теряли самообладания во время моих брифингов, развенчивавших слепую веру администрации Буша в неизбежность построения единого, многонационального, демократического, проамериканского Ирака. Сидя в центре уже фактически несуществующей страны, они прекрасно понимали, что есть альтернативные сценарии, например играть в «Ударь крота» против «Аль-Каиды» и прочих повстанческих групп.

«Арабская весна» и внезапный крах государства в регионе повергли в шок многие страны Ближнего Востока. Десятилетия коррумпированного правления, пренебрежения инфраструктурой, социального разложения и роста населения превратили захватившие власть режимы — и само понятие государства — в призрачную фикцию43. Даже военная и интеллектуальная элита, представляющая так называемое государство в государстве, иссякла, оставив после себя вакуум власти, заполненный либо хаосом и радикализмом, либо политическими боями без правил. Именно поэтому Ливия перестала быть единым государством, и ее карта требует уточнений относительно местоположения действующих нефтяных терминалов, сфер влияния местных племен и вооруженных группировок, а также каналов проникновения боевиков44. И в Ливии, и в Йемене американские военные вели переговоры с повстанцами о безопасном проходе для нефтяных танкеров. Цепи поставок — более глобальное явление, чем государство, и от того, кто их контролирует, зависит, кто контролирует то, что от него осталось.

Важно отметить, что большинство мусульман мира проживают не на Ближнем Востоке, а в Южной Азии и Тихоокеанском регионе, от Пакистана до Индонезии, причем без столь масштабного религиозного фанатизма, как в странах арабского мира. И проблема, и ее решение в одинаковой степени связаны с политической географией, управлением и религией. Действительно, характер региональных сектантских движений более политический, чем теологический, с едва осознаваемыми доктринальными различиями, невероятно раздутыми, чтобы скрыть явно политические и территориальные цели.

Распад ведущих арабских государств от Ливии до Сирии и Ирака — важный повод переосмыслить принципиальные направления, определяющие географию Ближнего Востока. Нынешние конвульсии арабских стран с сотнями тысяч жертв гражданских войн в Ираке и Сирии, а также втянутыми в водоворот событий Ливаном и Иорданией сильно напоминают Тридцатилетнюю вой­ну в Европе. В настоящее время арабов больше беспокоит внутренняя стабильность, чем внешние угрозы, поэтому на формирование следующей карты арабского мира может уйти несколько десятилетий. В Ливии, Сирии и Ираке царит такой хаос, что целесообразнее их пока не делить. Однако учитывая опыт арабских стран с исламскими халифатами, иностранной колонизацией, имперским сюзеренитетом, неустойчивой государственностью, периодически активизирующимся панарабизмом, трагическими гражданскими войнами и широко распространенным крахом государства, было бы разумнее поучиться на ошибках прошлого, а не повторять их.