Конные варвары

Он знал, что теоретически в его лёгких и клетках тела находится достаточно кислорода, чтобы прожить несколько минут. Дыхательный рефлекс в груди не признавал теорий. — Умираю! — кричал он. — Воздух, дыхание, — и он не мог отказать рефлексу. Немея, он прижался к зеркальной поверхности, пробил её и глотал живительный воздух.

Потребовалось немало времени, чтобы реальная действительность вновь заинтересовала его. Он выполз на тёмный каменный берег и лежал, наполовину погруженный в воду, как огромное земноводное. Движение казалось невозможным, но когда холод дошёл до сердца, он понял, что должен двигаться, иначе умрёт здесь. Но где здесь? С болезненной медлительностью он выполз из воды и провёл лучом света по скале над головой и противоположному берегу. Нет снега? Это обстоятельство несколько оживило его.

— Пещера!

Он должен был догадаться об этом раньше. Узкое ущелье, Дверь в Ад, высечено водой, небольшой ручей в течении нескольких столетий рассекал скалу. Это означает, что с ним, Язоном, ещё не покончено, и если это так, он, Язон, найдёт выход, так как вода должна куда-то вытекать. На мгновение он подумал, что вода может уходить глубоко в скалистые формации и там исчезать, но он быстро отогнал эту мысль.

— Вперёд! — крикнул он, и эхо глухо отозвалось: — Од… од… од… од…

Язон вздрогнул и пошёл по чистому песку вдоль края воды и в следующий момент заметил выходящие из воды следы.

Кто-то ещё есть здесь?! Следы были чёткими и ясными. Очевидно они оставлены недавно. Наверное, из этой пещеры есть хорошо известный выход. Теперь, все что ему остаётся, это следовать по следам. А пока он идёт, он не замёрзнет в своей обледеневшей одежде. Воздух пещеры был холоден, но не настолько, как на плато.

Когда след покинул песок у воды и углубился в примыкающую расщелину, идти стало труднее, но не невозможно. Небольшие сталагмиты, росшие из известнякового пола, были сломаны, а в мягких стенах попадались случайные царапины. Туннель раздвоился, и одно его ответвление привело к воде, где внезапно обрывалось. Здесь совсем не было берега, вода затопила пещеру до потолка. Язон вернулся по своим следам и углубился во второе ответвление. Путь был долгим.

Язон решил слегка отдохнуть и уснул. Он проснулся от дрожи и заставил себя встать. Он думал, что часы, спрятанные у него за поясом, все ещё идут, и не смотрел на них. Движение времени казалось бесконечным в этих бесконечных пещерах.

Идя вдоль одной из них, Язон обнаружил человека, по следам которого он шёл. Тот спал впереди на полу пещеры. Это был варвар в меховой одежде, такой же, как и у Язона.

— Привет! — сказал Язон на меж-языке. Молчание было ответом. Он подошёл ближе. Сон варвара был вечным: человек уже очень давно умер. Годы, может столетия. В этом сухом, холодном, лишённом бактерий воздухе определить это было невозможно. Мясо и кожа его стали коричневыми и мумифицировались, сухие губы обнажили жёлтые зубы, одна вытянутая рука указывала вперёд, пальцы все ещё сжимали нож. Язон подобрал его и увидел, что он покрыт лишь тонким слоем ржавчины.

То, что Язон сделал потом, было нелегко, но необходимо. Осторожными движениями он снял с трупа одежду. Труп затрещал, когда он был вынужден приподнять конечности. Но другого протеста не выразил. Сняв меха, Язон разделся и натянул сухую одежду. Он не испытывал отвращения. Он хотел выжить. Выжав собственную одежду, он свернул её в узел и положил под голову, повернул регулятор мощности фонаря, оставив лишь тусклый свет — он не хотел оставаться в полной темноте — и впал в беспокойный сон.

Глава 17

— Говорят, что когда долгое время ничего не меняется, невозможно определить, сколько времени прошло, потому что все остаётся неизменным. Поэтому я не могу определить, сколько времени прошло, как давно я тут блуждаю. — Он сделал несколько шагов и добавил: — Очень давно, наверное. Туннель впереди разветвлялся уже в который раз, и он сделал ножом на уровне плеча зарубку, прежде чем свернуть в правое отверстие. Он наклонился и наполнил живот прежде, чем повернуть назад. На соединении туннелей он нацарапал условный знак «вода» и пошёл по другому ответвлению. — Тысяча восемьсот три, тысяча восемьсот четыре. — Теперь он считал каждый третий шаг левой ноги, иначе получались очень большие числа. Это тоже было бессмысленно, но давало возможность что-то говорить — звук собственного голоса лучше мёртвой тишины.

Наконец живот перестал его беспокоить. Мучившие его спазмы и урчание прошли. Воды для питья здесь достаточно, и он решил занять время подсчётом зарубок на поясе, так как ранее обнаружил, что его часы разбились при падении.

— Ты, дурацкий перекрёсток, я уже видел тебя! — Он плюнул в направлении трёх меток на стене в месте соединения туннелей. Затем ножом нацарапал под ними четвёртую. Он не должен возвращаться сюда больше. Теперь он знает последовательность поворотов. Во всяком случае он надеялся.