konopljanoe_pole

— Привет. Джаред, — Дженсен позорно споткнулся о знакомое имя, выругался про себя и сжал зубы, буквально силком проталкивая наружу упрямые, сопротивляющиеся слова: — Я хотел извиниться.

Падалеки качнулся на носках и сложил руки на груди.

— Это так срочно? — он невесело усмехнулся. — Обязательно было подставлять под удар себя и меня?

— Это важно, — помолчав, изрек Дженсен, услышав со стороны Падалеки тяжкий выдох.

— Ну кто бы сомневался. Планеты крутятся, взрываются… а ты все такой же. Совсем не изменился.

Дженсен постарался не обращать внимание на то, как сказанное полоснуло его по груди и осело внутри мини-дракончиком, царапающим тело изнутри.

— Я… возможно. Но мне жаль, что я тебе наговорил… тогда. И сделал. Ты не… не заслужил.

— Что ж, я рад, что ты это осознал. Это все? — Джаред неуловимо переместился ближе к двери.

— Я обвинял тебя в смерти отца, но ты не при чем… и… мне так жаль. И вызов этот… так глупо!.. — Дженсен совсем не представлял, что нужно было сказать, а Джаред ему совсем не помогал — такой отстраненный и холодный — ну точно морозильный червь какой-то! Но он не должен, по правде, помогать. Просто Эклз совсем почувствовал себя беспомощным, отчаянно глупым, и он так хотел все исправить, но не знал как!

— Тут я даже спорить с тобой не собираюсь, — хмыкнул Джаред. — Знаешь, прилетать сюда нелегально тоже было не слишком умным решением.

— Я должен был с тобой поговорить! — в отчаянии выкрикнул Дженсен, вскидывая руки к голове и взлохмачивая волосы рванными, судорожными движениями.

Джаред продолжал стоять у двери, словно решая остаться ему или все же уйти. Ни здесь, ни там. Дженсен даже толком не видел его лица — огонь факелов был невероятно, неправдоподобно тусклым, как будто умирающим.

— Я тебе нравился? — Дженсен наверное совсем крышей поехал, если вслух спросил такое, и сам себе прикусил язык.

Эклз замер, уставившись взглядом туда, где находился Джаред, и слушал, как в висках бьется пульс — оглушительно громко. Просто непозволительно.

— Нравился, — выдохом сорвалось с губ Джареда тогда, когда уже Дженсен перестал надеяться на ответ.

— Нравился, — тупо повторил он, отмечая прошедшее время, и закусил губу до крови. — Ты меня, наверное, ненавидишь? — прошептал.

Джаред вздохнул и свдинулся с места, вышел к огню, совсем близко к Дженсену, который теперь мог видеть нахмуренные брови, блестящие охрой глаза и несвойственную Падалеки болезненную бледность.

— Я тебя совсем не понимаю, Дженсен. Что ты делаешь? Зачем?

Ах, если бы он знал. Дженсен решил быть до конца откровенным:

— Не знаю. Я чувствую себя виноватым.

Джаред понимающе и горько усмехнулся, качая головой.

— Может, для начала, перестанешь нарушать законы, драгоценный мой приспешник хаоса?.. — взденул брови в знакомом до боли жесте Джаред. — Это было бы неплохим материальным подкреплением твоих слов.

Дженсен вскинул на него непонимающие глаза.

— Что?

— Давай договоримся, — меж тем Джаред крутанулся на месте, меряя шагами небольшую комнатку. — Ты следуешь правилам неукоснительно, а мы потом с тобой поговорим о… чем ты там хотел? Извинения? Ненависть? У меня как раз появилась одна идея на твой счет.

Опять идея? Да он, верно, издевается!

— По рукам? — Джаред неожиданно оказался рядом с протянутой ладонью и испытывающее вглядывался в лицо Дженсена.

Эклзу ничего не оставалось, как пожать протянутую руку. Выбора или времени на раздумья Падалеки ему просто не оставил.

Сухая ладонь была невероятно горячей, а улыбка Джаред, наконец, стала настоящей, хоть и слабой. Дженсен несмело приподнял уголки губ в ответ.

***

Дженсен боялся, что просто напросто не сумеет дождаться Джареда. Огонек надежды, зародившийся глубоко в естестве Дженсена, тихо и мерно грел грудину. И он постоянно думал о словах Джареда: когда его такой же контрабандой отправляли на Глаксио, когда он работал, когда пытался уснуть, когда ел, гулял, общался…

Идея… Какая идея могла посетить Джареда, и — великий Уроборос — когда же он, наконец, появится на Глаксио, чтобы Дженсен смог его обо всем расспросить?

Время тянулось, и моральные силы полностью оставили Эклза. Он был послушен, покладист, и его самого тошнило от своей правильности. Хотя он так и прожил последние два года, но внезапная вылазка в Игнис, как будто вернула его во времена бурной молодости и несуразных поступков. Вернула к жизни — к самому себе, и теперь Дженсен вновь был вынужден впасть в летаргическую спячку, полностью закупорить себя в бронированную скорлупу… Невыносимо.

Эклз запретил себе вообще шевелить мозгами, чтобы не дай Ледяной Дракон, ему в голову опять не взбрела какая-нибудь новая сумасбродная идея. Тогда все точно полетит в тартарары.

Дженсен как раз собрался на обед, когда в поле зрения появился вездесущий Майкл, который одним лишь своим существованием выводил Дженсена из равновесия — больно уж сильно напоминал ему самого себя во времена незамутненные еще глобальными проблемами.