Читаем Коновницыны в России и в изгнании полностью

Уезжая из Кярова, я получил письмо от крестьянина нашей деревни к его родственнику, Петроградскому рабочему «видному члену партии», как он мне сказал. Он живет на Васильевском острове. Попробую его разыскать. Выхожу на улицу. Стало совсем темно и пусто… Огромный город как будто вымер. Изредка только некоторые фонари освещают улицу тусклым светом. Сильный мороз. Иногда порывы ветра кружат сухой снег… Подхожу к набережной, слышу только свои собственные шаги… жутко и холодно… Вдруг совсем близко раздались беспорядочные выстрелы и затрещал пулемёт. Прижимаюсь к стене и выжидаю. Стрельба прекратилась. Опять полная тишина… Иду дальше… Слышу, сзади шаги догоняют меня… Останавливаюсь. Шагов не слышно… Продолжаю быстро идти… Опять шаги. Быстро оборачиваюсь. Вижу женщину… Испуганным голосом она говорит, что ей нужно идти через мост. Одной очень страшно и она просит ее не оставлять. Идем вместе, она успокоилась, и мне стало веселее. Я довожу её до дома и ищу нужный мне адрес. Наконец нахожу. Вхожу по узкой и крутой лестнице… Стучу. Дверь приоткрывается. Я говорю, что привез письмо, передаю его и говорю от кого… После долгих расспросов, наконец, меня впускают в жарко натопленную комнату. Тут же плита, на которой хозяйка готовит блины. Около нее маленькие дети. Хозяин, типичный фабричный рабочий, читает письмо и, видимо, озадачен: не знает как себя вести со мной, как с врагом народа или как с гостем? Осмотрев мои грязные сапоги, кожаную куртку, крестьянскую шапку, он, после небольшого предисловия о победе большевицкой партии и о будущей счастливой жизни, превратился в доброго русского человека. Угощает блинами, хвастая, что у него много всяких продуктов. Тускло горит керосиновая лампа. Он хочет помочь в моем деле, спрашивает, кто у нас председатель ЧК и пишет ему письмо. Непривычные пальцы с трудом управляют пером. Наконец письмо готово. Он мне его передает. Я ухожу. Добираюсь без приключений до места моей ночевки. Вхожу в ледяную комнату и ложусь одетым в грязную кровать. Через тонкую стенку слышна гармонь, пьяное пение и женские взвизгивания. Просыпаюсь ночью от холода, слышу ту же музыку…

На другой день после тщетных розысков знакомых и подозрительных взглядов, встречавших и провожавших меня, я вечером пришел на вокзал, чтобы ехать домой. Тусклые лампы освещают три длинных очереди. Одна из них выходит на улицу. Узнаю, нужно сперва получить разрешение из ЧК на выезд из города. Его получить трудно. Это разрешение проверяют на вокзале и ставят на нём печать для продажи билета. Это самая длинная очередь. Вторая для продажи билета, а третья для выхода на перрон.

Становлюсь в очередь для выхода на перрон. Два часовых у выхода и полутьма. Внезапно приходит мысль: складываю пополам керенку (20 рублей), в таком виде она размером и цветом похожа на билет. Часовые заняты разговором, они кивают головой, и я выхожу на перрон. Стоя в коридоре переполненного поезда, я добираюсь через Псков домой.

Набег

Для людей, упорно отворачивающихся от Бога, чудес нет, потому что ум их всегда умеет найти доводы в пользе отрицания чуда. Но люди, нуждающиеся в благодатной помощи Божьей, ухватываются за чудо и приходят к вере или укрепляются в ней.

Ф.М. Достоевский «Великий Инквизитор».

Письмо, которое я привез из Петрограда и передал председателю ЧК, видимо имело значение. Брата не расстреляли. Когда я возвращался из Гдова после свидания с братом, меня догнал верхом председатель ЧК Образцов. Он остановил лошадь, вежливо со мной поздоровался и сказал: «Вы, наверное, устали? Садитесь на круп моей лошади, я Вас подвезу». Он продолжал настаивать. Боясь, что мой отказ может повлиять на судьбу брата, я влез на лошадь. «Вы меня, наверное, очень ненавидите?» Я промолчал. Тогда он отстегнул кобуру револьвера, который у него висел сбоку, почти на спине. «Застрелите меня». Я удивился и отказался. «Нет, я вас очень прошу меня застрелить». Я просил его остановить лошадь, чтобы я мог слезть. Как только я слез, он дал шпоры лошади и помчался галопом.

Однажды вечером в Кярово приезжал незнакомый священник из дальнего села Крапивно. Он слышал, что брат в тюрьме и просил ему передать акафист Николаю Чудотворцу. «Пусть Ваш брат его внимательно прочтет и Святой Николай ему поможет». Он пробыл у нас очень недолго, так как торопился домой. Ему еще надо было проехать 20 верст, и ночевать у нас он отказался.

На следующий день я исполнил желание священника и передал брату акафист.

Чувствуется приближение весны: снег тает на солнце, и дни становятся длиннее. Природа подчиняется своим законам. Пробуждается после суровой северной зимы. Как обычно, надеваю через плечо сумку с обедом для брата и иду в город.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары