Коновницыны в России и в изгнании

Настроение у меня было тогда самое боевое. Второй мой брат, Петр, который был старше меня на четыре года, но окончил только шестой класс Пажеского Корпуса тоже ушёл добровольцем в армию Юденича, а я заявил, что если меня с ним не примут, то все равно сбегу из дома. Приняли…

– В какую же часть Северо-Западной армии Вы поступили?

– В Георгиевский пехотный полк, все его чины носили георгиевскую ленточку. Я носил мой белый погон питерского 3-го Александровского Кадетского Корпуса, окаймленный георгиевской лентой. Полком командовал полковник Микоша. Но он был тяжело ранен в ногу и его заменил полковник Таляп-Келч из азиатских приамурских казаков. Я попал в команду конных разведчиков при батарее. Командовал ею капитан Абузин.

– А Вы были хорошим наездником?

– Ну, я с ранних лет ездил верхом – в имении были верховые лошади. Кроме того, я был охотником, прекрасно знал оружие. До сих пор оно у меня есть, я всегда любил и собирал оружие.

– В чём заключалась служба?

– Мы несли службу связи между наблюдателями и батареей, следили за состоянием проводов, потому что в те времена огнем руководили по телефону, ну и, естественно, делали разведку.

– Итак, Вы участвовали в наступлении на Петроград…

– Оно началось в июле и было блестящим, потому что за две недели мы уже подошли к Нарвской заставе. Взяли Гдов, Изборск и шли по направлению к трагической станции Дно, где Государь отрекся от Престола. Не дойдя до станции Дно, армия остановилась и стала переформировываться, а потом пошла дальше на Петербург. Взяли Павловск, Царское Село, все окрестности столицы были в руках Юденича. В начале наступления Псков тоже был занят белыми. Но последовал сильный удар большевиков, и нам пришлось из него уйти. Дело в том, что когда мы подошли к Петербургу, наша армия уже очень ослабела в боях, и, заняв Псков, большевики отрезали нас от границы. Нас спас находившийся в Латвии отряд светлейшего князя Ливена: около 10 тысяч воинов. Их срочно перекинули из Латвии на фронт, чтобы дать нам возможность пробиться в Эстонию. У нас было весьма разношерстное снаряжение. У меня, например, был японский карабин, надо было доставать японские патроны; у других моих соратников были русские винтовки. А вот когда появился отряд Ливена, у него все было, как в немецкой армии: шлемы, немецкая одежда feldgrau, немецкие орудия. Все это было передано Ливену англичанами. И так, большевики перешли в наступление и молниеносно отрезали нас от территории Эстонии. Тут стал вопрос о жизни или смерти; ведь нас прижали к Финскому заливу. Я помню ночные походы, жестокие бои. Нашей батарее надо было своим огнем не подпускать большевицкую пехоту; иногда же наши орудия выходили почти к нашим цепям: когда наши цепи шли в атаку, надо было идти непосредственно за ними, моментально становиться на позицию и открывать огонь.

– И удалось пробиться в Эстонию…

– Да. Там нас разоружили, интернировали в небольших имениях и началась страшная эпидемия тифа. Я скажу Вам без преувеличения, что из 30000 от тифа погибла по крайней мере половина, потому что никакого медицинского ухода не было. Когда человек кончался, труп просто выкидывали в окно. Слава Богу, мне удалось оттуда сбежать.

– Каково было 15-летнему мальчику нести военную службу в условиях Гражданской войны? Небось тяжело?

– Нет, наоборот, энтузиазм был огромный; силы чувствовались неистощимые. Да я и сейчас, хоть мне и за девяносто, езжу на велосипеде, играю в теннис. А тогда… Правда бывали моменты, когда казалось, что от усталости и вздохнуть больше не сможешь…

– Ведь часто не было общего фронта…

– Когда была позиционная война, держать связь между батареей и наблюдательным пунктом было очень просто, но в условиях Гражданской войны часто не было общего фронта – там кучка, поодаль кучка, постоянные наступления и отступления, и надо было все время вести разведку, чтобы предотвратить нападение на батарею, обход какой-нибудь. Когда шёл сильный бой, мы были при батарее, чтобы в случае потери связи моментально её восстановить. Боя на картечь, то есть когда противник находится на прямом выстреле, у нас не было. Батарея шла все время за полком, молниеносно становилась на позицию и открывала стрельбу шрапнелью по цепям противника.

– Какие были у вас отличительные знаки?

– У нас был национальный «угол» и белый крест в середине. Но не все его носили. Иногда просто белая повязка была.

– Что Вы носили? У вольноопределяющегося был знак?

– Чёрно-белый кантик. Носил я так называемые английские «танки», так мы прозвали эти тупоносые башмаки на шнурках; а потом обмотки. Впрочем, я через некоторое время от них избавился, приобрел настоящие сапоги. Форма была: гимнастерка специальная, два кармана, от ворота шла вниз георгиевская лента, кушак, фуражка черная с оранжевым. Тулья оранжевая, а околышек черный – цвета императорского штандарта.

– Почему полк назывался Георгиевским?