– Потому что его командир, полковник Микоша, прежде командовал батальоном бывшего в Ставке Георгиевского полка. Этот полк был главным образом укомплектован из георгиевских кавалеров и его задачей было фактически защищать Государя. Почему этого не произошло, я не знаю. В момент отречения Императора полковник Микоша был там. Во время Гражданской войны мы, конечно, его расспрашивали, и он говорил: «Не было приказа действовать, царила неурядица, все чего-то ждали».
– А говорил ли Микоша, защитили бы Государя, если б кто-то приказал?
– Да. Георгиевский полк встал бы всецело на защиту Царской Семьи. В общем, конечно, Государя предали…
– Кто предал?
– Кто? Высшие Командные круги. А самый большой предатель – генерал Рузский, который отрезал поезд Государя, не дал ему возможности проскочить в Петербург. Государя предали высшие военачальники. И начальник Генерального Штаба. Говорят. Что он большой патриот. Но тогда он показал себя очень неумным. Как можно было во время войны отдавать власть демократам?!
– Что же, по мнению Микоши, надо было тогда сделать?
– Полковник был решительным человеком. Он считал, что кто-то должен был дать приказ погрузить Георгиевский полк в царский поезд, повесить станционных начальников, отказывающихся пропустить паровоз, пройти в Петербург, и георгиевцы дрались бы насмерть. Это было его мнение. Он утверждал, что высшие военачальники предали Государя, а потому не дали этого приказа. И это правда. Государя не пропустили. Рузский отказался поддержать Государя, Алексеев отказался. Один только Хан Нахичеванский послал Государю телеграмму с текстом: «Вся гвардейская конница у ног Вашего величества».
– Когда арестовали Вашего отца, он был в отставке. Почему же его расстреляли?
– Мой отец, Алексей Иванович, был питомцем Морского Корпуса, служил в Гвардейском Экипаже, участвовал в русско-турецкой войне. Потом вышел в отставку и занимался имением. Расстреляли его потому, что он носил графский титул и был предводителем дворянства. Ну и, конечно, поставили в вину то, что он был одним из основателей Союза Русского Народа. Я помню разговоры, которые велись в семье. Отец говорил, что Союз Русского Народа – это первая попытка опереться на массы, попытка создания защищающего трон народного движения. Но это движение скомпроментировали, сделали из его членов так называемых «чернорубашечников», спаивали их и т. д. И виноват в этом был, главным образом Витте, так говорил мой отец.
– Почему Витте?
– Потому что Витте боялся создания монархического политического движения в России. Он был против того, чтобы дать русскому народу возможность политически развиваться в исторически-традиционном направлении.
– По какой причине Вы учились и в Александровском Кадетском Корпусе и в Пажеском?
– Александровский имел первые три класса, а Пажеский их не имел. Поэтому делались предварительно три класса в Александровском, а потом, согласно отметкам, переводили в Пажеский. Надо было только сдавать экзамены по немецкому и французскому языкам. Я имел право носить кандидатскую форму, то есть форму пажей, но без погон. Однако я носил свой кадетский мундир. Кадеты носили солдатскую кокарду, а пажи – офицерскую; у кадет была шинель, а пажи имели офицерское пальто, двубортное. Пажи имели не лампасы, а кант на штанах.
– Что сильнее всего врезалось в память из той дореволюционной поры?
– Бородинские торжества. Народ испокон веков состоял на русской военной службе. А графский титул мы получили за подвиги моего прадеда во время войны с Наполеоном. Но, кроме того, он в числе 12-ти генералов, среди них, например, Раевский, получил звание «Героя Отечественной Воны». И когда были торжества по случаю 100-летия Бородинской битвы, мы, все потомки, были приглашены на Бородино, и нас принимал Государь в своей ложе – только мужское поколение. Мне было тогда лет 7–8. Я сидел рядом с Государем в его ложе, когда проходила церемониальным маршем Гвардейская дивизия. А потом был царский завтрак, Государь и Наследник-Цесаревич сидели с нами за большим столом. Опять-таки только мужское поколение; дам принимала Царица. А потом нам дарили по серебряному прибору на память.
– У вас еще была старшая сестра?
– Да. Будучи сестрой милосердия в регулярной Русской Императорской Армии во время Первой Мировой Войны, Наталья была взята немцами в плен со всем лазаретом, и мы потеряли с ней связь. Оказалось, что когда кончилась Великая Война, она попала в Крым и поступила сестрой милосердия в Белую Армию.
– Где она училась?
– Она окончила в Петербурге Смольный институт, где начальницей была моя тетка Мака. Смольный имел две половины: Екатерининскую и Николаевскую. Екатерининская предназначалась для высшей аристократии. Когда мы ездили туда навещать тетю Маку, то выходила к нам оттуда такая дама – дама из дам! Она была замужем за братом отца, урожденная Суковкина. Хотя и звучит не ахти как, это была хорошая фамилия в России. Ее зарубили на Кавказе большевики лишь за то, что она была графиня.
– Вы придаете большое значение «голубой» крови?