На одно из таких представлений Кутузов сказал Коновницыну: «Ты видел, когда осенью выставляют зимние оконные рамы? Обыкновенно, между рамами попадаются мухи. Пожужжав, и повертясь немного, они околевают. То же будет с французами: скоро все они издохнут!» После сего ответа, Коновницын выпросился у Кутузова в сражение и, как под Вязьмою, отдавал и здесь войску приказания именем фельдмаршала. Здесь были последние боевые подвиги Коновницына в Отечественную войну, ибо после битвы под Красным главная русская армия не участвовала в сражениях. Переправясь через Березину и поручив свою армию Тормасову, Кутузов поехал в армию Чичагова и Витгенштейна для предупреждения с их стороны ошибок, какие были сделаны ими на Березине. Коновницын был с Кутузовым. Следуя за бежавшими французами, Кутузов, в одних санях с Коновницыным, въехал в Вильну. Торжественно встреченный в замке депутатами всех сословий города Кутузов, только вступил в комнату, обнял Коновницына. Коновницын уже был награждён за Смоленское и Лубянское сражения орденом св. Владимира 2-й степени, за Бородино – золотою шпагою с алмазами и надписью «за храбрость», за Вязьму и Красный – Александровскою лентою. Высшие награды ожидали его. По прибытии в Вильну Императора Александра, Кутузов испросил Коновницыну орден св. Георгия 2-го класса. Не довольствуясь тем, Император назначил его флигель-адъютантом. Осыпаемый щедротами монарха, Коновницын просил ещё милости – позволения ехать в Петербург и увидеться с женою и детьми. Получив отпуск, он сдал главное дежурство князю Петру Михайловичу Волконскому и спешил обнять близких его сердцу.
В январе 1813 года Коновницын возвратился в армию и был назначен командиром Гренадерского корпуса. В первой битве, данной в Германии Императором Александром Наполеону, под Люценом, Гренадерский корпус находился сперва в резерве. В 7-м часу вечера, когда со стороны Лейпцига поднялось густое облако пыли, главнокомандующий граф Витгенштейн узнал от партизана Левенштерна, что на поле битвы спешит корпус вице-короля Италийского, велено было Коновницыну идти в дело. Первую дивизию Гренадерского корпуса послал он к Грос-Гершену, а вторую повел к Рейсдорфу. Отведя её, он проехал для личного обозрения места, где надлежало выстроиться. Случай привёл его к 3-ей пехотной дивизии, с которою в 1812 году покрыл он себя славою. Увидя своего любимого генерала, войско огласило воздух радостными криками, и даже на несколько мгновений прекратило огонь. Глубоко тронутый изъявлением любви Коновницын благодарил своих старых товарищей и поскакал к стрелкам. Здесь он был ранен пулею в ногу и принуждён оставить поле сражения. В решительную минуту битвы присутствие его было незаменимо, как по его великим воинским способностям, так и по привязанности к нему войска.
Отправляясь из армии для излечения раны, Коновницын отдал следующий приказ по Гренадерскому корпусу: «Полученная мною в последнем сражении рана принуждает меня расстаться с вами, храбрые гренадеры. Я истинно гордился начальством над вами. За истинную честь поставлял я себе, находясь посреди вас, делить с вами труды и опасности в самое блистательное для России время. Жребий войны лишает меня ныне этого счастья, но по участию, которое в вас приемлю, я всегда буду к вам близок. Раненый начальник ваш с восхищением будет узнавать о каждом мужественном подвиге вашем. Помните, что удар ваш должен сломить всякую силу и, что с вами всегда должны быть смерть и победа. Поручая себя памяти господ генералов, штаб- и обер-офицеров и всех нижних чинов сего корпуса, прошу их принять чувствительнейшую благодарность мою за рвение к службе, какое они оказывали ежедневно за время моего начальства».
В награду за Люценское сражение Коновницын получил единовременно 25000 рублей и для пользования своей раны отправился сперва в Ланден, а потом в Баден, близ Вены. Получив облегчение, он возвратился в армию в сентябре месяце и во время Лейпцигских сражений находился при Императоре Александре, несколько раз посылаемый им с приказаниями. Наградою его за трехдневный Лейпцигский бой был орден св. Владимира 1-й степени.