Читаем Консерватизм в прошлом и настоящем полностью

Важным связующим звеном между консерватизмом и реакционным романтизмом являлся так называемый «феодальный социализм». После французской революции 1830 г. надежды на реставрацию «старого порядка» стали совсем призрачными и аристократия начала менять свой курс. Она, по словам К. Маркса и Ф. Энгельса, «должна была сделать вид, что… уже не заботится о своих собственных интересах и составляет свой обвинительный акт против буржуазии только в интересах эксплуатируемого рабочего класса. Она доставляла себе удовлетворение тем, что сочиняла пасквили на своего нового властителя и шептала ему на ухо более или менее зловещие пророчества»{102}. Критика капитализма со стороны аристократии и ее идейных союзников носила ярко выраженный реакционный характер: «их главное обвинение против буржуазии именно в том и состоит, что при ее господстве развивается класс, который взорвет на воздух весь старый общественный порядок»{103}. Поэтому в своем споре с буржуазией аристократия хотела бы использовать рабочий класс, но в то же время, испытывая страх перед революционным пролетариатом, она соучаствовала в насильственных акциях против него. В качестве примеров такой теории и практики в духе «феодального социализма» К. Маркс и Ф. Энгельс приводили французских легитимистов — сторонников свергнутой династии Бурбонов и «Молодую Англию».

Так, французские легитимисты выражали сочувствие рабочим-повстанцам Лиона, по которым король-буржуа Луи Филипп приказал стрелять из пушек. На страницах своей газеты легитимисты обсуждали «рабочий вопрос», распространяли среди рабочих памфлеты, направленные против буржуазии{104}. Р. де Шатобриап, олицетворявший живую связь романтизма и консерватизма, вынашивал идею союза монархии с низами против амбициозной буржуазии{105}.

Ужасы индустриализации, капиталистический дух осуждал известный английский поэт «озерной школы» Р. Саути. Буржуазия из-за своей скаредности и близорукости, отмечал он, разрушает устоявшийся порядок вещей; спасение от этого капиталистического натиска — в «грубоватом, но зато более сердечном принципе феодальной системы»{106}. «Добрую старую Англию» воспевал другой поэт-романтик, С. Т. Кольридж; Англии фабричных труб он противопоставлял Англию маленьких деревушек, населенных добрыми селянами, которые едят домашний хлеб и пьют домашний эль. Правда, когда Кольридж спускался с поэтических высот к неприятной действительности, то единственное, что он мог предложить англичанам, это отказаться пить чай{107}. Многие идеалы романтиков были близки идеологу «Молодой Англии», делавшему свои первые шаги в политике литератору Б. Дизраэли. Его биограф Р. Блейк ставит своего героя в один ряд с такими романтическими консерваторами, как Кольридж и Карлейль{108}.

Консервативно-романтической дымкой окутана и вся история «Молодой Англии», созданной в 1841 г. Б. Дизраэли и двумя молодыми аристократами Д. Смитом и Д. Мэннерсом. Рисуя в идиллических тонах феодальные порядки с их «сердечными» отношениями между лордами и крестьянами, члены «Молодой Англии» указывали на тяжкие условия фабричного труда, на вопиющую нищету рабочих, разделившую, по знаменитому выражению Дизраэли, англичан на «две нации» — богатых и бедных. Однако, в отличие от континентальных «феодальных социалистов», Дизраэли и его знатные друзья лучше понимали невозможность реставрации феодализма в какой бы то ни было форме. Да и представить себе такое «путешествие в прошлое» в стране, где завершался промышленный переворот, а буржуазная революция произошла два столетия тому назад, было немыслимо. В сущности, «феодально-социалистическая» риторика была призвана нащупать пути осуществления такого политического курса, который позволил бы консерваторам сохранить лицо и в то же время обеспечить себе массовую базу.

Германский консервативный романтик А. Мюллер проводил мысль о том, что аристократия, романтическая интеллигенция и пролетариат едины в том, что они не буржуазны и находятся в противоречии с товарным обществом; он критиковал свойственную капиталистическому хозяйству тенденцию к превращению людей в «колеса, винтики, валки, спицы и прочие механизмы». В критике капитализма Мюллер даже несколько перегнул палку, вызвав неудовольствие своего патрона Меттерниха, который назвал его «прирожденным социалистом» {109}.

Видный прусский консервативный политический деятель Й.-М. Радовиц советовал королю Фридриху Вильгельму IV использовать рабочее движение против буржуазии. «Кто желает действительной реставрации, — говорил Радовиц, — тот должен осушить и вспахать заново состоящее из пролетариата болото, от которого исходят смертельные испарения»{110}. Такая идея была не чужда позднее и О. фон Бисмарку. Но страх перед пролетариатом пересилил эти стремления.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. АнтиТеррор Сталина
1937. АнтиТеррор Сталина

Авторская аннотация:В книге историка А. Шубина «1937: "Антитеррор" Сталина» подробно анализируется «подковерная» политическая борьба в СССР в 30-е гг., которая вылилась в 1937 г. в широкомасштабный террор. Автор дает свое объяснение «загадки 1937 г.», взвешивает «за» и «против» в дискуссии о существовании антисталинского заговора, предлагает решение проблемы характера сталинского режима и других вопросов, которые вызывают сейчас острые дискуссии в публицистике и науке.Издательская аннотация:«Революция пожирает своих детей» — этот жестокий исторический закон не знает исключений. Поэтому в 1937 году не стоял вопрос «быть или не быть Большому Террору» — решалось лишь, насколько страшным и массовым он будет.Кого считать меньшим злом — Сталина или оппозицию, рвущуюся к власти? Привела бы победа заговорщиков к отказу от политических расправ? Или ценой безжалостной чистки Сталин остановил репрессии еще более масштабные, кровавые и беспощадные? И где граница между Террором и Антитеррором?Расследуя трагедию 1937 года, распутывая заскорузлые узлы прошлого, эта книга дает ответы на самые острые, самые «проклятые» и болезненные вопросы нашей истории.

Александр Владленович Шубин

Политика
Битва за небеса
Битва за небеса

Воздушные сражения с «летающими крепостями» и битвы ракетных установок с «фантомами»… Первая Русско-израильская война, «звездная баталия» 1982 года и постановка плазменных «облаков» в космосе… Русский «нефтеград» в море юго-восточнее Сайгона и настоящий Китеж в скальных толщах Красноярска… Космические «часовые» страны и генераторы, которые делают невидимыми наши ракеты и истребители… Атаки крылатых роботов в долине Бекаа и убийственный огонь установок «Куб»… Все это не фантастика, а совершенно реальная история пашен родной страны. История Великого противостояния с Западом, длившегося почти полвека. О ней мы попытаемся рассказать в этой книге продолжении «Сломанного меча Империи». Мы продолжаем поиски русской техноцивилизации высокого уровня, которая зарождалась под прелой советской шелухой, и которую Запад попытался уничтожить, «взорвав» СССР. Мы находим ее шедевры и реликвии, открываем еще живые центры нашей силы. Вы узнаете о том, какими должны были стать воздушно-космические силы Империи 2000 года н прочтете о русских крылатых ракетах А-101, посрамителях Запада. Вы познакомитесь с планом построения страны-сверхкорпорации, которую так боялись США. Вы познаете антимир «чужих» среди нас и услышите пророчество Файта Харлана, познаете механику нынешней грандиозной битвы за мировой господство, начатой новыми завоевателями весной 1999 года. Ведь мы написали не только очерк Третьей Мировой, Холодной войны 1945-1991 годов, но и даем прогноз Четвертой. Как и сто лет назад, сегодня нам брошен вызов. Перед нами опять стоит выбор: «Победа или смерть». Русские могут и должны выстоять в бурях уже XXI века. Об этом – читайте в «Битве за Небеса». И знайте – вас ждет следующая книга. Имя ей – «Гнев орка».

Максим Калашников

Фантастика / Публицистика / История / Политика / Альтернативная история / Образование и наука