Авторы рассматривают свою книгу как попытку дать цельную картину исторического развития консерватизма и его роли в современном капиталистическом обществе на нынешнем этапе общего кризиса капитализма, показать большую опасность для общественного развития^ которой чревато нынешнее возрастание роли консерватизма как инструмента политики, направленной против социального прогресса, демократии, социализма. В какой мере это удалось — судить читателям.
Глава 1. ИСТОКИ КОНСЕРВАТИЗМА
Анализ консерватизма как сложного международного явления, естественно, предполагает определение исходного рубежа, точки отсчета его возникновения. Однако существующее множество истолкований консерватизма не позволяет выработать единый подход к вопросу, откуда вести отсчет. Если трактовать консерватизм антропологически, т. е. как естественное свойство человеческой натуры, как определенный стиль мышления, психологии личности или группы, то можно обнаружить его признаки с незапамятных времен человеческой истории. Антиисторизм характерен и для трактовки консерватизма как преимущественно идеологического явления. Ее сторонники находят те или иные «вечные» консервативные идеи и ценности еще у мыслителей древности, особенно у Платона и Аристотеля. Так, американский ученый М. Ауэрбах усматривал разницу между консерватизмом Платона и английского философа XVIII в. Э. Берка «в различии исторической среды, хотя их фундаментальные ценности были идентичны»{1}.
Историческое измерение консерватизм утрачивает и при так называемом ситуационном подходе, предложенном известным американским политологом С. Хантингтоном. Хотя этот подход внешне выглядит диаметрально противоположным названным выше, итоговые выводы практически идентичны. За консерватизмом, подчеркивал Хантингтон, нет никакой интеллектуальной традиции. «Людей толкает к консерватизму шок, вызванный теми или иными событиями, ужасное чувство, что общество или институты, которые они одобряют или, по крайней мере, принимают и с которыми они тесно связаны, могут вдруг прекратить существование»{2}. Поэтому консерватизм предстает не как явление, постоянно сопутствующее политической жизни, подверженное подъемам и спадам, а как нечто ситуационное, эпизодическое, возникающее подобно вспышке или волне. Таких волн к концу 50-х годов нашего века Хантингтон насчитал четыре, причем первая из них, по его мнению, была ответом на религиозную Реформацию и централизацию государственной власти в XVI–XVII вв. Этим же временем датирует истоки консерватизма американский историк Дж. Вейсс, рассматривая консерватизм как реакцию на угрозу традиционным ценностям, исходившую от европейских монархов, которые в XVI–XVII вв. сумели обуздать феодально-аристократическую вольницу{3}.
В подобной трактовке искажается социальная сущность консерватизма; он выглядит всего лишь как вспышка аристократического недовольства, своего рода фронда. Но охранительные тенденции были свойственны власть имущим во все времена и всегда были поборники старого, традиционного в противовес новому; все это находило отражение в политической борьбе, в идеологии и искусстве. Именно поэтому так часто срабатывает эффект узнавания: аналогии современному консерватизму легко просматриваются в отдаленном прошлом.
Для возникновения современного консерватизма были необходимы определенные социально-экономические, политические и духовные предпосылки, созданные Просвещением и Великой французской революцией. Это настолько зримые рубежи, что их признает и большинство современных буржуазных историков. С этой точки зрения характерно высказывание консервативного американского ученого и идеолога Р. Нисбета: «Современный консерватизм… — дитя реакции на Французскую революцию и Просвещение, главным образом также во Франции, которое предшествовало революции»{4}.