В ряде случаев консервативно-реформистская политика проводилась умеренными консерваторами в союзе с либеральными партиями. Так было, например, в Германии, где в начале XX в. сложился политический альянс консерваторов и либералов под руководством канцлера Б. Бюлова. Главной, скрепляющей силой альянса был страх перед рабочим движением, а проводимые реформы рассматривались как плата за изоляцию левых, социалистических сил. Уже находясь не у дел, Бюлов, оценивая свою политическую стратегию, писал: «Наша современная монархическая и консервативная система… может пасть лишь в том случае, если объединятся социализм и либерализм, рабочие и мелкие буржуа… Я всегда стремился дискредитировать социал-демократию в глазах образованной буржуазии…»{146}
Фактический, хотя официально и не зафиксированный, союз умеренных консерваторов и правых либералов сложился во Франции в период пребывания у власти А. Бриана.
Нечто подобное, несмотря на многие различия основных параметров общественной жизни, наблюдалось и в Соединенных Штатах Америки. Социально-политический курс президентов Т. Рузвельта и В. Вильсона в целом вписывался в рамки либерального варианта буржуазного реформизма. Однако в нем с самого начала содержался и солидный консервативный элемент. При этом соотношение между либеральными и консервативными компонентами в их политике было весьма динамичным. Сам Т. Рузвельт субъективно тяготел к консерватизму. «Он рассматривал себя, — писал американский историк Г. Колко, — как консерватора, стремившегося избежать революционного хаоса путем привнесения в индустриальную структуру разумного контроля»{147}
. Отсюда его постоянное стремление добиться «взаимопонимания» между капиталистами и рабочими — задача, которую он считал «значительно важнее законодательства»{148}.Свидетельством возросшей роли консервативного реформизма служили также сдвиги в установках католической церкви. До последнего десятилетия XIX в. она была самой надежной и непоколебимой опорой традиционалистского консерватизма. Любые новации, даже самые умеренные, трактуемые с позиций консерватизма, отвергались ею с порога. Опубликование в 1891 г. папской энциклики «Рерум новарум» («Новые времена») знаменовало собой существенные перемены в позициях Ватикана. При всей своей направленности против глубинных социальных перемен, против демократии и социализма, эта энциклика провозглашала поддержку церковью умеренных социальных реформ, ориентировала клир на активизацию деятельности в рядах рабочего класса и т. д.
Правда, идеи, изложенные в энциклике, нашли поддержку далеко не у всей церковной иерархии. Значительная часть католического клира оставалась на консервативно-традиционалистских позициях. Она всеми силами поддерживала тех консервативных деятелей, которые не только не приняли консервативно-реформистской политики, но и рассматривали своих единомышленников, выступавших за более гибкую стратегию, чуть ли не как «изменников» делу консерватизма. При этом многие консерваторы-традиционалисты заняли столь экстремистские позиции, что лишь немногим отличались от правых радикалов.
Большую активность проявляли представители экстремистского течения в Германии, где у них сложились самые тесные отношения с влиятельными кругами крупного монополистического капитала, задававшими тон в так называемом Центральном союзе германских промышленников (ЦСГП). Важной опорой консерваторов-экстремистов служил также Союз сельских хозяев, в котором заправляли аристократы-аграрии.
Показательна в этой связи та борьба, которую вели крайние консерваторы против умеренных консервативных правительств сначала Б. Бюлова, а затем Т. Бетман-Гольвега. Газета ЦСГП называла Бюлова не иначе как «катедер-социалистическим» канцлером. Кабинет Бетман-Гольвега ультраконсерваторы считали «слишком либеральным». Чрезмерным либералом был для них даже сам кайзер Вильгельм II. Наиболее крайние, экспансионистские позиции занимали консерваторы-экстремисты и в области внешней политики. Особенно отличался в этом отношении так называемый Пангерманский союз, объединивший в своих рядах наряду с влиятельными аристократами-аграриями, представителями чиновной знати и крупными промышленниками верхушку консервативно настроенной интеллигенции.
В Италии и Франции правый консерватизм экстремистского типа, будучи тесно переплетен с крайним шовинизмом, фактически превратился в разновидность правого радикализма с явно протофашистскими чертами. Крайне правый итальянский консервативный идеолог Д. Преццолини требовал, например, чтобы буржуазия, защищая свои интересы, пускала в ход против социалистического рабочего движения силу оружия. Лучше быть «аристократией разбойников», чем сборищем либеральных трусов — таков был лейтмотив его нашумевшей статьи, посвященной анализу теорий элиты{149}
. Главный политический теоретик итальянского национализма А. Рокко требовал «внутренней социальной консолидации посредством формирования национального сознания и прочной дисциплины»{150}.