Консерватизм в прошлом и настоящем

Чтобы приспособить эту теорию к конкретным интересам германской буржуазии, Ратцель пополнил ее тезисом относительно соответствия размеров государств уровню культуры народа. Согласно его утверждениям, народы, стоящие на низкой ступени культуры, образуют, как правило, малые государства, в то время как для высококультурных народов характерно стремление к созданию больших государственных организмов. Отсюда вывод, что поглощение малых государств крупными — неизбежное следствие и показатель роста культуры^{176}.

Поскольку стремление к пространственному росту государств, по мнению Ратцеля, является всеобщим, а размеры земного Шара стабильны, возникает вопрос, за счет чего может осуществляться пространственная экспансия. Отвечая на этот вопрос, Ратцель делал достаточно откровенные признания: «Мир не увидит больше державы, которая выросла бы на только что найденной девственной земле. В будущем новые великие державы будут возникать только на основе разгрома старых»^{177}.

В еще более конкретной форме экспансионистские идеи Ратцеля были выражены в другой его книге, посвященной проблемам географии Германии^{178}. Эта работа содержала три основных политических тезиса.

Первый исходил из «жизненной необходимости» для Германии передела колоний, в результате которого она получила бы доступ к эксплуатации земель, расположенных в умеренном климатическом поясе. Это требование, утверждал Ратцель, выдвигается как «требование природы народного тела, аналогичное голоду и жажде. Оно все больше и больше будет становиться главной задачей германской политики».

Второй тезис предусматривал осуществление германской экспансии на Европейском континенте. «Одна деревенская округа в Европе важнее султаната в Африке», — писал Ратцель, подчеркивая при этом, что Германия, будучи расположена в самом сердце Европы, является главным образом европейской державой»^{179}.

Третий тезис служил конкретизации притязаний империалистической Германии на Европейском континенте. С этой целью Ратцелем было сконструировано понятие Срединной Европы, которому был придан, физико-географический облик. «Между Альпами, Северным и Балтийским морями, между Атлантическим океаном и Черным морем, — писал он, — лежит та часть Европы, в которой Альпы, Карпаты и Балканы, широкие низменности и такие реки, как Рейн и Дунай, придают взаимное сходство основным формам поверхности, страна, климат которой однороден, растительность которой почти от одного края до другого являет нам один и тот же ковер лесов, лугов, болот, лужаек. Это — Срединная Европа в широчайшем смысле слова»^{180}.

Подобное словесное объединение в общий комплекс различных частей Европы, обоснованное скорее публицистически, чем научно, было произведено в весьма конкретных политических целях. Если Срединная Европа представляет собой физико-географическое единство, заключал Ратцель, то совершенно естественно возникает тенденция к политическому объединению этого территориального комплекса. Наибольшие возможности для осуществления такого объединения открываются перед государством, расположенным в центре района, т. е. перед Германской империей. Исходя из этого, Ратцель и рекомендовал немецкому народу уяснить себе, что его задача заключается «прежде всего в сплочении и обеспечении за собой сил Срединной Европы»^{181}.

Притязания, которые обосновывал Ратцель, в сущности, ничем не отличались от тех, которые выдвигали консервативные проповедники пангерманизма на протяжении всей истории кайзеровской Германии. Однако в его работах имелась одна важная особенность, которая выделяла их из серии ординарных шовинистических писаний и сближала с «обновителями» консерватизма. По сути дела, Ратцелем была предпринята попытка создать своего рода «всеохватывающую теорию» империалистической экспансии, которая, будучи отражением интересов правящих классов Германии, в то же время выступала бы как воплощение устремлений всего народа.

Эта линия была затем подхвачена виднейшими представителями возникшей в то время в рамках консервативного направления так называемой геополитики, прежде всего близким к пангерманистским кругам шведским профессором Рудольфом Челленом и отставным кайзеровским генералом Карлом Хаусхофером.

Изложенное выше свидетельствует о том, что идеологический арсенал, который был использован германскими фашистами для завоевания влияния на массы, утверждения своего политического господства в стране, установления в ней режима кровавого террора и развязывания захватнической войны, не был их собственным в прямом смысле этого слова. Он был результатом идеологических усилий консервативных теоретиков и публицистов, особенно принадлежавших к «обновленческому», т. е. фактически экстремистскому, направлению в консерватизме. Национал-социалисты просто взяли на вооружение этот идейный арсенал, несколько подогнав его по своей мерке, — усилив одни акценты и ослабив другие.