Конспект

— Конечно. На всех рассчитано, всем места хватит. Осталось только радио провести, чтобы отбой слышать.

— Отбой и так слышен.

— Ну, все-таки, не скажите... Еще бы электричество провести и розетку установить: зимой плитку включишь — все теплей будет. Я вот о чем хочу вас попросить: не разрешите ли от вас протянуть проводку, гораздо ближе будет?

— Да, пожалуйста, Сергей Сергеич, что за вопрос. Только как вы ее из дома вытяните?

— Что-нибудь придумаем.

Марийка переживала, как Людмила Игнатьевна с грудным ребенком будет жить в эвакуации. Семен Павлович пропадает на работе, дома от него помощи не жди.

— Мне бы надо было с ней поехать, — сказала Марийка.

— А они нас возьмут?

— Нас — нет. Меня — может взять. Семен Павлович на просьбу жены огрызнулся:

— Если все будут брать с собой всех родственников — никаких эшелонов не хватит. — И сказал, что они поедут в пассажирском вагоне, мест там — в обрез, но в дороге у него будет свободное время, чтобы ей помогать.

— А когда приедем? Ты же снова будешь сутками пропадать на работе.

— Ну, продуктами я тебя обеспечу.

Под нажимами жены Семен Павлович пообещал постараться взять с собой и Марийку, но пообещал уж очень неохотно, возможно только для того, чтобы отделаться от надоевших просьб. Никакой уверенности, что Марийка сможет с ними уехать, не было ни у нее, ни у Людмилы Игнатьевны.

Зину с тех пор, как пошел работать, я не видел и вдруг услышал от Марийки, что Зина отговаривает Марийку ехать со мной, не приводя никаких выразительных доводов. Я плохо знал Марийкиных сестер и насторожился: уж не хочет ли Зина оставить Марийку беречь дачу в Южном, антикварные и художественные ценности, унаследованные Витковским?

Марийка переживала и колебалась.

— А что ты будешь делать, если не сможешь уехать из Харькова? — спросил я ее.

— Поеду, а то и пойду в Недригайлов, к сестрам.

— Да ты что! Тебя же немцы отправят в Германию на самую черную работу. Они так поступают во всех оккупированных странах.

А Марийка переживала и колебалась, и вот однажды, когда зазвонил будильник, сказала:

— Я никуда не поеду.

Меня охватили отчаяние и ужас — не от того, что мы расстанемся, — сейчас это общая участь, не исключено, что и нам придется расстаться, — а от того, что ее может ожидать, если она останется в оккупации. Я стал ее горячо отговаривать — она молчала. Я потерял над собой контроль, сказал «Поедешь» и отхлестал ее по щекам. Это было ужасно, но это было. Марийка заплакала и пошла со мной в кассы.

Билетов не хватило, но мы не уходили: бывало, что и в середине дня объявляли о продаже билетов на какой-нибудь поезд. Вдруг Марийка сказала: «Я никуда не поеду», и сейчас же открылось окошечко, и оттуда раздался голос: «Билеты на Симферополь». Раз так — поеду к отцу. Я бросился к кассе и в середину выстроившейся очереди. Оглянулся — Марийки не видно, — наверное, ушла, — но вдруг кто-то тянет меня за руку, вырывая из плотной очереди.

— Пойдем. Я поеду с тобой, — говорит Марийка.

Мы сели на скамейке в ближайшем скверике возле театра миниатюр и эстрады. В том театре бывали Майоровы, и Федя очень хвалил молодого артиста Аркадия Райкина, суля ему большое будущее, и говорил: «Запомните это имя». Посидели в тени огромного дерева и решили в кассы больше не ходить — безнадежно. Выедем рабочим поездом, а там видно будет. Марийка поехала к Людмиле Игнатьевне, а я пошел наводить справки о рабочих поездах. Сережа втрамбовывал в ступени печную золу.

— Чтобы грязь не заносить. Это я сам сделаю. А ты помоги мне, пожалуйста, вкопать столбик возле бункера — для проводки.

В столбик, тонкий, но достаточно высокий, были введены два белых ролика — для электричества и радио.

Утрамбовывая вокруг столбика землю, спрашиваю Сережу:

— Ты все время дома. Твои артели не работают?

— Слепых и глухонемых в армию не берут, артели работают полным ходом. На армию и работают. Я там бываю по утрам, когда ты в своих кассах пытаешься взять билеты. Только юристу теперь там делать нечего. Ну, какой арбитр сейчас возьмется решать спор между артелью и Красной армией? Консультирую работников артели по разным вопросам. Вопросов много, а толку от моих советов мало: кругом — сплошь произвол, и оправдывают его войной... Я думаю уволиться.

От неожиданности я перестал трамбовать землю.

— Да на что ж вы жить будете? Сережа улыбался и смотрел на меня как-то странно.

— А на что мы будем жить, если немцы придут? Меня как ошпарило.

— Давай все-таки сделаем так: мы снимем квартиру, чтобы и для вас...

— Так вы ее и снимете! Да и за какие деньги? Представляешь, сколько всюду понаехало из оккупированных районов? Да если бы и удалось снять, как ты не понимаешь, что мы уже не в состоянии ехать? А придется помирать, так лучше уж дома. Да ты за нас не беспокойся. Не мы одни остаемся, наверное, не меньше полгорода. Как это у Швейка? Как-нибудь да будет, никогда так не было, чтоб никак не было. Ты лучше подумай как вам поскорей отсюда выбраться. Может быть, плюнуть на эти кассы и добираться рабочими поездами?