— Не знаю, на что он рассчитывает, может быть — добиться разрешения на волне производственных успехов: перевыполнения плана, выполнения особого задания — это он умеет, но для этого ему нужен проект.
— Да зачем ему теперь проект? Он же, наверное, скоро уедет в Донбасс восстанавливать свой завод, заодно и свой дворец культуры восстановит.
— Что он рвется в Донбасс, где он был в своем городе царь и бог, можно не сомневаться. Вопрос в том — удастся ли ему это и как скоро. Но если и удастся, может быть, он хочет оставить здесь по себе память в виде клуба, своего рода памятник.
— Самому себе?
— Ну не нам же с вами! Хотя, конечно, перед клубом будет стоять совсем другая фигура.
— Гуляшов улыбнулся и заложил большой палец за борт пиджака.
— Ну, а если он здесь останется, то после войны сможет отгрохать не клуб, а дворец культуры не хуже, чем в Донбассе.
— Думаю, вы ошибаетесь. Полстраны в развалинах, со средствами будет туго — не на много лучше, чем теперь. Да что нам толковать об этом? Наше дело маленькое — получили задание — надо выполнять.
— Проектировать приказано вместе?
— Нет, порознь. Конкурс. И участвовать в нем будем не только мы. Удивлены? — Гуляшов улыбается. — В Челябинске обосновалось правление Союза советских архитекторов.
— Да, я видел такую вывеску.
— Наш директор тоже видел. Наш пострел везде поспел. И договорился о конкурсе и о совместном жюри. Там кое-кто тоже примет участие в конкурсе, так что у нас с вами будут солидные конкуренты.
— Неужели в правлении союза не понимают, что этот проект нереальный?
— А им, наверное, все равно: реальный — нереальный. Представляете, как там ухватились за этот конкурс — делать им сейчас нечего.
— Конкурс открытый или заказной?
— Боюсь, директор в этом не разбирается. С одной стороны — вроде бы заказной: участники определены — желающие из союза и мы с вами. Никакого объявления не будет. С другой стороны — подавать проекты под девизами, как на открытом конкурсе. Поди тут разбери!
— Программы еще нет?
Программу готовят в Челябинске. В общих чертах, — без деталей, — могу вам ее сообщить. Требуется приспособить под клуб двухэтажное общежитие и пристроить к нему зал на 300—400 мест со сценой и кинобудкой, а в здании общежития разместить клубные комнаты — сколько влезет.
— Сценическая коробка?
— Никакой коробки. По сути — большая эстрада с кулисами и занавесом.
— Без оркестровой ямы?
— И без правительственной ложи.
— Объем проекта?
— Проект эскизный — конкурс идей.
— А сроки?
— Дело темное. Директор сказал мне — две недели. Но в правлении союза этот номер не пройдет, так что вопрос пока остается открытым. Представляю, как директор будет спорить с правлением по этому пункту программы. Чертежи общежития у нас есть, так что мы с вами можем начинать.
— В одной комнате?
— Я думал — не попросить ли Андрея Корнеевича, чтобы он вас приютил на это время. Он, конечно, не откажет, но у него всегда толкутся люди, будут совать носы в проект, задавать вопросы и давать советы. Здесь будет спокойнее. Мы с вами, надеюсь, люди порядочные, подглядывать не станем, а уходя, будем закалывать кнопками. Если хотите, можно попросить директора, чтобы он вас на это время куда-нибудь пристроил.
— Не надо! Там тоже может быть придется отвечать на вопросы и выслушивать советы, а то и — указания.
— Я тоже так думаю. И попросим сотрудников проекты не смотреть.
— А нам почему нельзя?!
— А вы не удержитесь, будете обсуждать, сравнивать и, конечно, проговоритесь. Так что придется потерпеть.
Оказалось — работать невозможно: нас обоих то и дело отвлекали. А что за проектирование урывками? Тут нужно что-то вроде запоя. Дня через два-три Гуляшов сообщил, что директор распорядился — во вторую половину дня без его разрешения нас не трогать, и работа мало-помалу пошла.