Конспект

А в Гипроград мне путь закрыт: там эти. Я понимаю — они везде, и куда ни поступи — таких сотрудничков не избежать. Но в других местах они меня не знают, а сунься в Гипроград, и тот же работник архива, который когда-то меня вызвал, — он пожилой, значит, в армии не был и, наверное, продолжает работать в Гипрограде, а по совместительству — в НКВД, — и сообщит туда, что к ним поступил Горелов, тот самый. И никакой гарантии, что они снова за меня не примутся. Нет уж, сыт по горло! И, вообще, мне, наверное, лучше в Харькове не работать и не жить. Горько об этом думать, да что поделаешь? Грустно на этом свете, господа!

В этот вечер больше меня расспрашивали о нашей жизни в Нальчике и на Урале, и жизни Марийки в Рубцовске, о ее сестрах, о том, что я знаю о Кропилиных, спросили об Аржанковых — скупо и сухо, а потом — о наших планах.

— Выходит, в Киеве будешь заново получать назначение? — спросил Сережа.

— Выходит так.

— А где ты хотел бы устроиться?

— Это решится в Киеве. Думаю, что в нынешних условиях выбор будет большой, только попасть в Киев, Харьков, Одессу, Львов надежды почти нет.

— Почему? — спросили они дружно.

— В большие города все хотят. Я — начинающий, считайте — только институт окончил, таких много, а еще будут опытные архитекторы, демобилизовавшиеся и вернувшиеся из эвакуации.

— Конкуренция солидная, — заметила Клава.

— В большие города — да.

— А ты все-таки попытайся получить назначение в Харьков, — сказала Галя.

— Это было бы хорошо, — сказала Нина. — Ты старайся.

— Стараться я буду, — говорю я и думаю: не могу я им сказать, почему мне лучше не жить в Харькове.

— Если не удастся в Харьков, — говорит Сережа, — то хоть поближе к Харькову, чтобы чаще видеться.

— Это и мое желание, только в Донбасс не хочется.

— Хватит с тебя Донбасса! Пожил там – и хватит. Будто других городов нет. Лишь бы поближе к нам, — сказала Лиза.

— А когда ты Марийку ждешь? — спросила Галя.

— Думаю, — летом. Ребенок еще очень маленький чтобы раньше ехать.

4.

В воскресенье все заняты: кроме повседневной бесконечной работы — топка, покупки, стряпня, мытье посуды, уборка, еще накапливаются разные дела и откладываются до выходного. Сережа до завтрака сбегал, — это его выражение, — на базар. Клава и Галя отправились на толкучку в надежде купить что-то из вещей. Нина сходила в магазин и занялась постирушкой, я выгреб золу, принес дрова и уголь и наносил воду.

За завтраком Нина стала подниматься из-за стола, но Лиза ее остановила:

— Сиди, сиди. Принесут без тебя.

Встала и вышла Галя. За столом — непонятное оживление.

— А Петя ничего не знает! — сказала Галя, поставив на стол кофейник. — Надо ему рассказать.

— Расскажи, — сказала Нина.

— Я плохо рассказываю, — ответила Галя. — У меня получается неинтересно. Лучше пусть кто-нибудь другой расскажет.

Рассказал Сережа. Шли бои за Харьков. Завтракали под нескончаемую канонаду. Нина вышла за кофейником, и сразу донесся ее крик. Побежали к ней, успели понять, что она опрокинула на себя кофейник, и в эти же секунды в столовой раздался сильный грохот. Бросились в столовую — ничего не видно: мгла из белой пыли и на полу возле стола обломки кирпича, штукатурки, битая посуда, увидели, что все уцелели, только Нина обварила ногу. Оказали ей первую помощь, уложили на лизину кровать, вернулись в столовую и, сколько ни смотрели, не видели никаких повреждений: стены, потолок, окна — все цело. Наконец, Сережа оттянул в сторону, как маятник, висящее над столом между окнами зеркало. За ним в стене зияла круглая дыра с рваными краями.

Зеркало висело на своем месте. Оно большое — от потолка до стола, всегда чуть наклоненное вперед, толстое, на толстой доске и очень тяжелое — во время ремонта квартиры его снимали с костыля вдвоем, Сережа и отец, а когда несли, Лиза поддерживала его верх. Я удивился:

— Как же оно уцелело?

— Спроси что-нибудь полегче, — ответила Клава.

Сережа поднялся, нагнулся над столом и провел пальцем по нижней кромке зеркала.

— Здесь был мел, — сказал он, — а на потолке — полоска от удара. А задняя стенка сильно поцарапана. Почему оно не разбилось? Изделие прошлого столетия, сработано добротно. Досталось мне по наследству. Нынешнего производства разбилось бы вдребезги. Другого объяснения не нахожу.

Сережа оттянул зеркало в сторону, и я увидел на стене круглое белое пятно, немного отличающееся от белой стены.

— Если бы зеркало разбилось, вряд ли ты застал бы здесь всех нас, — сказала Нина.

— Все становятся суеверными, — сказал Сережа. — Так было и в прошлую мировую войну, и особенно — в гражданскую.

— Церкви полны народа, — сказала Лиза. — Давно так не было.

— Представь, в церкви видишь и молодежь, и военных, — сказала Клава. — А у вас там ходят в церковь?

— Не знаю, как в Челябинске, а в Подуральске церкви нет. Конечно, нет и мечети, хотя в городе много башкир и узбеков — по трудовой повинности. Сережа, а кто заделал пробоину?

— Я заделал. Там работы — с гулькин нос.

— А где ты взял зеленый кирпич?

— Домов, облицованных таким кирпичом, много, есть и разрушенные. Оттуда и носил.

— Носил? У тебя же есть тачка.